Фотографии в сердце

Воспоминания о Рабаше - моем Учителе и духовном отце

 ( РАБАШ – рав Барух Шалом Алеви Ашлаг)

18 сентября 2007 года

Часть 2

Учитель и ученик – сквозь все миры

Позади здания бейт-кнессета, в котором мы учились, в самом конце улицы Хазон Иш, было большое поле с плантациями. Сейчас там высятся многоэтажные дома, и уже ничто не напоминает прежнюю пасторальную обстановку. А тогда это была окраина Бней-Брака – пустынное поле, кладбище и плантации, очень красивое место. Когда я приезжал туда, мне казалось, что я попал в деревню, в свободный, заброшенный уголок, оторванный от всего мира.

В Песах мы вдвоем с Рабашем выходили на это поле сжигать «хамец» (квасное), и так стояли, погруженные в намерение сжечь наш внутренний «хамец» - наше эго. Разумеется, Рабаш делал это на своем высоком уровне, а я – на своем, пока еще маленьком. Но тем не менее, я всем сердцем желал слиться со своим учителем, быть связанным с ним, и с таким намерением старался сжечь свой «хамец».

Вопрос: Вы готовили себя к разговору с ним, думали, о чем именно говорить?

Нет. Да и как можно подготовиться? Ведь ты словно младенец рядом с отцом. Тут незачем притворяться, ему лучше меня известно, что движет мной – какие мысли, порывы и желания. И потому здесь нечего было скрывать. Наоборот, иногда я вынуждал его немного рассказать обо мне – и он раскрывал мне такие свойства моего характера, в которых я не мог бы признаться даже самому себе – кто я на самом деле. К тому же я не распознал бы в себе эти свойства и не пришел бы к такому выводу, как он.

Этот человек находился в мире, где все раскрывалось перед ним, все души и чаяния людей были ему открыты. Поэтому подготовиться можно было только в одном – еще сильнее быть связанным с ним, еще теснее прилепиться к нему, чтобы из этого слияния хоть что-то могло по каплям просочиться ко мне, из его великой души – в мою, еще младенческую, душу.

Вопрос: Что Вы чувствовали, когда шли рядом с ним, держа его под руку?

Он устал, ему нужна эта физическая поддержка, а я - мал, и должен держаться за него душевно.

Такая картина очень свойственна нашим отношениям с Рабашем. Мы остаемся вместе с ним, вдвоем – во всей природе, в любых мирах. Это очень хорошо объясняет нашу внутреннюю связь, нашу уединенность и отдаленность от всех.

Вопрос: О чем Вы думали, когда шли рядом с ним? Возникали ли у Вас мысли о каких-то проблемах этого мира - на работе, в семье?

Я готовился заранее и старался отключиться от всего земного, хотя у меня бывали проблемы дома, на работе, всевозможные мелкие заботы, как у каждого человека. Но в часы, которые я проводил рядом с Рабашем, я старался думать и говорить только о цели творения, об учебе и проблемах в группе – обо всем, что связано с общим движением к цели, а больше всего – о своем личном духовном развитии.

Вопрос: Как Рабаш относился к Вашим личным проблемам – дома, в семье?

Он не принимал их всерьез, а я тотчас же поднимался над ними и шел дальше. Разумеется, человек должен справляться со всеми земными заботами, как принято в этом мире. Но в решении твоих внутренних проблем тебе никто не может помочь - ты обязан идти один. Тебя необходимо обучить, но после этого ты должен прийти к такому состоянию, в котором соберешь воедино все свои силы, желания, страдания и порывы, чтобы потребовать от Творца силу, возвращающую к Источнику.

Учитель рядом с тобой может лишь помочь тебе, как помогают детям. Но в любом случае все зависит от ребенка – от его желания развиваться, познать, от его стремления вперед. И тут ему не помогут тысячи учителей, если он не хочет развиваться вместе с ними.

Вне всякого сомнения: Рабаш дал мне все, что мог. Сколько я сумел впитать от него? По прошествии лет следует сказать, что я старался. Мог ли я быть более удачлив? Кто-то другой на моем месте преуспел бы больше? На это нет ответа… Я старался получить от него все, что мог - в тех состояниях, через которые проходил. Физически я вложил все свои силы, душевно – сколько смог. Я надеюсь, что все полученное мной и сегодня ведет меня вперед.

Вопрос: Как Рабаш относился к Вашим внутренним, духовным проблемам как ученика?

Он знал и понимал все процессы моего внутреннего, духовного развития. От него ничего не было скрыто. Но такой человек не принимает во внимание ни происходящее с тобой в земной плоскости, ни твои чувства и ощущения. Самое главное для него – это результат. Все, что случается с тобой дома, в семье, в учебе, в отношениях с товарищами, все, с чем ты имеешь дело, среди чего вращаешься в этом мире, каждый день должно вызывать в тебе большее требование к исправлению, к сближению с Высшей силой. Таков желательный результат.

А все остальное просто не принимается в расчет. Ведь какое это имеет для нас значение? Мы смотрим лишь на результат. И потому мы ждали только одного – чтобы и я, и остальные ученики как можно больше продвигались в своем внутреннем развитии. Насколько я мог о них думать... Ведь в любом случае мы не были объединены в настоящую группу, которая стремится к исправлению Адама Ришон. Видимо, тогда еще не пришло время. Оно наступило сейчас – через пятнадцать лет после смерти Рабаша.

Поэтому в основном я занимался своим личным духовным продвижением. Все согласились с тем, что я занял место рядом с Равом, стал его личным помощником, и это было возложено на меня.

Я бы сказал, что та же самая картина очень характерна для нашей связи и сегодня. Именно такой я раскрываю нашу связь.

Вопрос: Вы сожалеете, что в свое время не спросили его о чем-то?

Нет. Человек, который продвигается, раскрывает внутри себя все духовные категории, словно Учитель находится рядом с ним. Когда ученик внутренне развивается и переходит от одного этапа к другому, ощущая в себе все большее желание и стремление достичь отдачи, тогда он видит, как с каждым разом приближается к своему Учителю, держит его за руку, получает от него поддержку, чувствует его более близким и лучше понимает его.

Нас связывает настолько сильный взаимный контакт, что мы не расстаемся. И даже если иногда в каких-то состояниях я вроде бы отрываюсь от него, то в следующее мгновение мы все равно соединяемся. И потому я не чувствую, что он находится в каком-то ином измерении. Напротив, он всегда вместе со мной, и наш внутренний контакт не прерывается. Я в самом деле так ощущаю.

Мне трудно сказать то же самое об остальных каббалистах, с которыми я не был связан. Из года в год, чем дальше я продвигаюсь, тем больше ощущаю связь со своим Учителем. А с остальными каббалистами меня пока еще соединяет только лишь понимание, а не внутреннее ощущение.

Они - великие, и Рабаш - тоже велик. Но он был связан со мной, я был его помощником, а он – моим Учителем. Поэтому наши отношения мы создали до его ухода, в этом мире. Тогда как с остальными каббалистами этого нет, и я должен достичь какого-то уровня, на котором буду ощущать их в связи между душами. Разумеется, я понимаю то, что пишут и говорят остальные каббалисты. Но с Рабашем у меня есть чувственная связь.

Рабаш был для меня и Учителем, и товарищем, и отцом, и всеми ими одновременно. И так же он относился ко мне – то как к ученику, то как к товарищу, то как к сыну. Когда у меня что-то не получалось, и я злился, он успокаивал меня: «Разве можно сердиться на друга?..». Часто он говорил мне: «Мы с тобой товарищи. Двое – это много, мы – уже группа». Так он определял отношения между нами – как двух товарищей в группе.

Бывает ученик - товарищ, и бывает учитель - товарищ. Такие состояния есть и в духовном. Иногда мне было очень трудно быть одновременно и близким, и учеником. Ведь состояния меняются. Но из всех этих ситуаций я все же многому научился.

Вопрос: Кто для каббалиста «близкий»? Ведь у него есть и дети, и родственники…

Каббалист не считает своих родственников близкими душой. Он просто знает, что должен обеспечить своих родных всем необходимым. В этом мире каббалист обязан работать, иметь семью, дом, жену, детей. Он должен заботиться о них, зарабатывать им на жизнь. Если дети проявляют интерес, то он привлекает их к внутреннему развитию - но не более того. Если же им это не интересно, то он заботится только об их материальной жизни.

Так же и я отношусь к своей семье, к родным. Этому я научился от Рабаша. Но к ученикам у меня уже другое отношение – о них иная забота, с ними иной контакт, за ними другой уход.

Усилия человека в Торе

Мы были очень близки с Рабашем. Он много раз бывал у меня дома, на улице Рабби Акива в Бней-Браке. Ребе сидел у меня в салоне, пил пиво, кофе или холодную воду. Случалось, что я приглашал его выкупаться у меня. Когда я искал для него невесту, мы устраивали ему встречи у меня дома. Потом я провожал его обратно. Мы выходили из подъезда, проходили через двор в направлении улицы рабби Акива, там я усаживал его в машину и отвозил домой.

Рабаш жил ровно в километре от моего дома - по улице Хазон Иш 81. По нескольку раз в день я бывал у него в квартире, на втором этаже нашего бейт кнессета. Мы уезжали с ним куда-то по делам, возвращались обратно. Я нес его вещи или папку с медицинскими документами, если он должен был посетить врача.

Мне кажется, что после того, как я пришел к нему и начал возить его на машине, не было ни одного случая, чтобы он выходил из дома один. Я всегда был рядом с ним. Я уверен в этом почти на сто процентов. Может быть, только однажды, когда я уезжал с Дани Голан в Америку, он должен был ездить один. Но кроме этого – никогда.

В Америке мне пришлось пробыть целый месяц. Это было очень тяжело для Ребе, и не менее тяжело для меня. Но до того я никогда не был за границей. И потом, когда Ребе уже не было рядом со мной, я уезжал из Израиля тоже лишь по необходимости, когда должен был давать лекции или срочно повидать родителей.

Но даже уезжая за границу, я не чувствую, что нахожусь вдали. Ведь все происходит внутри меня. И если что-то меняется вовне, это может только больше запутать меня. Но у нас нет выбора, и мы обязаны это делать.

Вопрос: Когда Вы переехали в эту квартиру по улице рабби Акива?

Сначала я жил рядом с Рабашем - на улице рав Ами 5, примерно в 100-150 метрах от его дома. Но через несколько лет я все-таки должен был переехать на постоянную квартиру. Поэтому я продал дом в Реховоте и купил квартиру в Бней-Браке. В Реховоте у меня был двухэтажный пентхауз на крыше большого здания, а квартиру в Бней-Браке я купил очень дешево. Разницу в деньгах я использовал на жизнь.

До этого примерно два с половиной года я ездил из Реховота в Бней-Брак, и давно уже просил у Ребе разрешения переехать к нему поближе. Моя жена уже согласилась на переезд, ведь она видела, что я все время провожу в дороге. Но Ребе не позволял мне этого сделать, и разрешил только через два с половиной года. Он хотел, чтобы я прикладывал усилия. Я все время ездил туда и обратно, пока уже больше не смог. И тогда я оставил весь свой бизнес в Реховоте и переехал в Бней-Брак, а квартира осталась там.

Усилия, которые человек прикладывает, чтобы приехать на урок Торы, очень важны. Рабаш придавал этому большое значение. Во многих случаях я оставался ночевать в бейт-кнессете. Ведь если вечером мы ехали на какую-то свадьбу или другое мероприятие, и возвращались в 11 часов ночи, то до Реховота я мог добраться только в 12 часов. А через два часа мне уже надо было бы выйти из дому, чтобы в три часа приехать на урок. Не было никакого смысла возвращаться домой, и потому я оставался спать на скамейке в нашем бейт-кнессете. Так проходили годы.

Рабаш относился к этим физическим усилиям совершенно нормально. Он сам так тяжело работал на прокладке шоссейных дорог и строительстве зданий, а кроме того, прикладывал столько усилий в учебе, что для него это не было чем-то особенным. Он понимал, что человек приходит сюда для того, чтобы прикладывать усилия – и физические, и душевные. И потому он не принимал их в расчет и вкладывал себя до последних сил. Человек должен стараться прикладывать столько физических и душевных усилий, сколько нужно.

Вопрос: Рабаш считал, что тело должно страдать?

Нет. Он не считал, что тело должно страдать без всякой необходимости. Но если нужно – пожалуйста, пусть страдает. В страданиях тела нет ничего особенного, что бы заставляло нас идти по пути аскетизма. Но если что-то не совпадает с желанием тела, и мне это необходимо, то ничего не поделаешь.

Вопросы и ответы

Мы часто беседовали с Рабашем во дворе нашего бейт-кнессета. Я задавал ему вопросы, а он отвечал. Так мы обменивались мнениями и разговаривали. О чем мы говорили? Обычно я спрашивал его о том, что со мной происходит, с чем я столкнулся.

Вопрос: Он ждал Ваших вопросов?

Каббалист всегда очень ждет вопросов. Но вместе с тем он желает видеть, как ученик реагирует на его ответы, как они входят в ученика, и тот старается применить их на практике, осуществить их и с ними продвигаться. А если вслед за продвижением снова возникает такой вопрос, на который ученик должен получить ответ, то каббалист идет ему навстречу и помогает. Но если ученик должен сам разрешить этот вопрос, учитель ничего ему не раскроет, сколько бы тот ни теребил его. Ведь иначе это станет препятствием вместо помощи.

И потому, сколько бы мы ни беседовали с Рабашем, оставалось много таких вопросов, на которые я получил ответ лишь впоследствии – или еще в то время, когда мы были вместе, или уже после его смерти.

Но и сегодня я тоже получаю его ответы – в своем внутреннем ощущении. Ведь та же связь осталась. Эта духовная пуповина по-прежнему связывает нас. Я уверен, что это он, я чувствую его, соприкасаюсь с ним, он объемлет меня и внутри, и снаружи.

Все мои вопросы, молитвы и просьбы к Творцу, поднимаясь снизу вверх, проходят через него. Все, что я получаю свыше, спускается вниз сквозь него. И потому я ощущаю его как высшего, как великого, и действую только с его помощью.

Вопрос: Что Вы чувствуете, когда слышите запись его голоса - как он поет или говорит?

Это немного дополняет мое ощущение постоянной связи с ним, пробуждает во мне воспоминания о каких-то особых состояниях, в которых я в тот миг не нахожусь. Вдруг его речь или пение напоминают мне, когда Рабаш пел эту мелодию, в каком случае говорил эти слова, и что тогда было. Это словно возвращает меня физически в то же самое состояние – не в нашу нынешнюю духовную связь, а в то время, когда мы были вместе с ним в Тверии, в Мироне, в его доме, где-то в поездке или в парке.

Я бы не сказал, что это на самом деле добавляет мне много. Ведь мои внутренние состояния постоянно обновляются, и на их основе я раскрываю все более глубокую связь, более тесный контакт с ним. И это дает мне несравненно больше.

Вопрос: С течением лет Вы все больше ощущаете его?

Разумеется, с годами я гораздо сильнее чувствую его. И со дня на день я проверяю свое продвижение тем, насколько больше его ощущаю. Это означает, что я продвинулся.

Свет праздника Песах

Рабаш со всей серьезностью относился к обычаям, принятым у его отца - Бааль Сулама. Бааль Сулам очень заботился о том, чтобы в Песах гораздо строже соблюдать все традиции. Он ел только мацу, приготовленную за несколько часов до наступления праздника, следил за тем, чтобы не было никакого пластика, а использовался только очень ограниченный набор посуды, причем каждый раз новой.

Вопрос: Было ли что-то особенное в отношении Рабаша к этому празднику?

Нет. Несколько раз я был у него на Песах, когда кроме нас двоих больше никого не было. Он всегда был в этот праздник один, и только кто-то из его многочисленных внуков приходил ему помогать. И хотя я был хорошо знаком с ним и видел его в самых разных ситуациях, но не заметил ничего особенного, кроме очень тщательного соблюдения кашрута, установленного Бааль Суламом.

Когда мы вдвоем с Рабашем выходили сжигать хамец на пустынном поле позади нашего бейт-кнессета, я задавал ему множество вопросов о тех выяснениях, которые человек должен сделать в Песах. Ведь Песах отражает весь процесс выхода из этого мира в духовный, из получения – к отдаче. И потому у меня возникало множество вопросов, ведь именно этот переход человек должен совершить. Поэтому я без конца спрашивал его. Часть вопросов удостоилась ответа, а остальные я должен был разрешить сам.

Вопрос: Вы записывали его ответы, когда возвращались домой?

Я почти ничего не записывал, потому что такие ответы должны войти в сердце человека, а сердце - отозваться на них и продолжать. Как правило, нет смысла записывать внутреннюю суть, ведь все это уже описано в многочисленных статьях каббалистов. И когда ты снова и снова проходишь эти статьи, то каждый раз, согласно своему состоянию, раскрываешь в них что-то новое.

Поэтому, если в каждом состоянии ты будешь что-то писать, у тебя получатся миллионы статей. А так у тебя есть одна статья каббалиста, который написал ее со своего высокого уровня, и каждый раз, читая эту статью, ты понимаешь ее согласно своей ступени.

Вопрос: Почему каждый раз, когда ты читаешь одну и ту же статью, она кажется тебе совершенно другой?

Мы читаем одни и те же тексты каббалистов, и каждый раз они кажутся нам новыми, поскольку мы сами внутренне обновляемся. Ведь мы все время переходим из одного состояния в другое, и та же самая статья, словно Высший свет, каждый раз светит нам в новое кли. Поэтому наше ощущение – совершенно новое, и мы расшифровываем эту статью иначе.

На могилах праведников

В день смерти Бааль Сулама мы ездили на его могилу. Обычно приезжал целый автобус с разными учениками и хасидами, а мы вдвоем с Рабашем ехали на машине отдельно. Около шести утра мы отправлялись от нашего бейт-кнессета, и примерно к семи часам добирались туда. Я оставлял свою машину внизу, и мы поднимались к Бааль Суламу.

Во время церемонии Рабаш стоял вместе со всеми и молчал. А кто-то другой – как правило, рав Илель Гельбштейн, - читал все положенные отрывки и произносил «кадиш».

Мы с Ребе всегда стояли очень близко. Он любил чувствовать меня рядом, это придавало ему уверенность и поддержку. Мы ни о чем не разговаривали. Рабаш тихонько произносил все, что было нужно, - имя Бааль Сулама, «кадиш». Мы поднимали «лехаим» с виски, и на этом все заканчивалось. Буквально через пять минут мы уже выходили оттуда. Я снова усаживал Ребе в машину, и мы возвращались домой.

Во всей этой церемонии не было ничего особенного. Со стороны она производила даже меньшее впечатление, чем другие подобные обряды религиозных, которые приходили на кладбище.

В другое время, отдельно от нас, приезжали люди с института Берга, приходили группы Брандвейна и Шембергера, а также родственники, члены семьи – мужчины, женщины, внуки.

На то же самое место мы приезжаем и сегодня, чтобы отдать дань памяти Бааль Суламу и Рабашу.

Рабаш ездил к Бааль Суламу только раз в год. Он не хотел приезжать на кладбище чаще, чем это было необходимо. И лишь в Мирон, на могилу рабби Шимона, он ездил при каждом удобном случае. Когда нам доводилось бывать поблизости, мы вдруг собирались и ехали в Мирон, а в тот же вечер возвращались обратно.

Место захоронения Рашби было для Ребе чем-то особенным. Кроме него, ко всем остальным могилам он относился так, как будто бы там ничего нет. И как известно, там на самом деле ничего нет. Сам Бааль Сулам говорил: «Меня не волнует, где закопают мешок с моими костями». Ведь кроме костей в них ничего нет.

Душа пребывает в другом месте. Я должен связаться с душой, и потому тоже прихожу к этому камню, на котором написано «Рав Барух Шалом Алеви Ашлаг». Но это всего лишь камень, символ – и не более того. И потому у меня нет никакой связи с тем местом.

Моя связь с Рабашем постоянно живет в моем сердце. Я чувствую его так, как человек может ощущать своих близких, как мать чувствует своего ребенка и все, что с ним происходит. Я думаю, что Рабаш мне даже еще ближе.

И потому во всех этих поездках на кладбище нет никакой необходимости, это всего лишь обычай. Но с Рашби было иначе. Мы много раз бывали на его могиле, и каждый раз Рабаш был очень впечатлен тем, что входил туда, находился там, мог прикоснуться к камню и произнести про себя несколько слов. Он никогда не говорил ничего вслух, не раскрывал «Теилим» или другую книгу. Он всегда был сосредоточен в самой своей глубине и так стоял несколько минут, а я – рядом с ним.

Иногда он спрашивал: «Ну, ты что-то почувствовал? Что ты ощутил?». Мы не беседовали с ним об этом. Он никогда не рассказывал мне о своих ощущениях, а я был не вправе спросить его, что он чувствовал. Это ясно. Но я делился с ним своими впечатлениями и видел, как мне еще далеко до него.

Вопрос: Почему Бааль Сулама похоронили именно в этом месте?

Когда-то на этом месте еще не было кладбища. Однажды в шаббат Бааль Сулам гулял там со своим учеником и сказал: «Какое красивое место! Как здесь спокойно и хорошо!». Это было возле иерусалимского района Гиват Шауль, в котором Бааль Сулам был равом. Теперь это кладбище так и называется - «Гиват Шауль».

Когда Бааль Сулам умер, никто не знал, где его похоронить. Ведь это его нисколько не волновало, он всегда говорил: «Мне все равно, где закопают мешок с моими костями». Один из учеников вспомнил, что когда-то гулял с ним возле Гиват Шауль, и Бааль Суламу очень понравилось это место.

И тогда за одну ночь после погребения они построили над могилой гробницу. Потом возникло множество проблем, ведь такое строительство было запрещено. Но по закону снести возведенное строение уже было нельзя, и на этом месте все так и осталось. Так было с Бааль Суламом.

Когда умер Ребе, тоже не знали, где его похоронить. В отличие от многих других людей, он не покупал себе место на кладбище. В то время места возле Бааль Сулама продавали по 5000 долларов и больше. Были люди, которые давно уже купили их себе. А Ребе вообще не думал об этом.

Когда умерла рабанит Йохевет, первая жена Рабаша, меня сразу же вызвали к нему. Было 11 часов ночи. Мне позвонили домой и сказали: «Михаэль, ты должен прийти! Мы не знаем, что делать с Равом». Я тотчас же приехал. Он лежал у себя в комнате, напротив стояла ее пустая кровать. Я вошел, сел рядом с ним и спросил: «Вы хотите что-то сказать остальным?». Он не утруждал себя тем, чтобы встать и пойти к ним. Ребе ответил: «Нет. Что они хотят? Пойди спроси».

Я вышел к его дочерям, и они сказали, что хотят заказать автобусы, чтобы ехать в Иерусалим, на Гору Успокоения». Я вернулся к Рабашу, рассказал ему об этом, а он удивился: «Для чего Гора Успокоения?! Зачем Иерусалим?! Видите за окном кладбище? 300 метров от дома. Давайте похороним ее здесь».

Услышав это, ее дочери возмутились: «Как же так?! Наша мама будет в Бней-Браке, а не в Иерусалиме?! Урожденная иерусалимка!». Тогда Ребе сказал мне: «Не спорь с ними. Оставь их. Пусть делают, что хотят».

Рабанит Йохевет

Ребе очень любил свою жену. Он прожил вместе с ней примерно 65 или 67 лет. Она была старше его на год или два и происходила из очень известной в Иерусалиме семьи. Это были старожилы Иерусалима, так называемая «благородная аристократия», семь поколений их семья жила в этом городе.

Рабанит Йохевет была особенной личностью. Высокая, красивая, очень уважаемая, с достоинством держала себя. Я знал ее очень хорошо. Моя жена была с ней очень близка, возила ее на машине на рынок, они вместе ездили по разным делам.

Рабанит Йохевет очень уважала меня, и все годы, пока была жива, каждый шаббат посылала мне фаршированную рыбу. Никто другой этого не получал – только я. Настолько она любила меня и Ольгу.

Это была особенная женщина. Ребе очень любил и уважал ее, хотя у нее был достаточно твердый характер – настоящей уроженки Иерусалима. Он понимал это и слегка покорялся.

Однажды среди дня она вдруг упала - с ней случился инсульт. Я поднял ее, уложил на диван, мы вызвали врачей, но уже ничего нельзя было сделать. Она осталась парализованной. И так продолжалось четыре года. В течение этих лет были такие дни и ночи, когда Ребе ухаживал за ней.

Моя жена много времени сидела с ней, кормила ее и помогала ей во всем, ведь рабанит ничего не могла делать. Кроме того, приходили и другие женщины, которых мы просили помочь или нанимали ухаживать за ней, пока я не привел Фейгу. Мы видели, что нам нужна какая-то женщина, которая могла бы постоянно ухаживать за рабанит.

Фейга

Однажды ко мне пришла женщина с сыном и дочерью, чтобы задать вопросы о своей жизни, узнать, как она может продвигаться. Она работала врачом в одной из больниц Иерусалима. И я подумал: может быть, она сможет ухаживать за рабанит, а мы будем платить ей зарплату. Ведь она хочет быть связана с каббалистом, продвигаться в духовном. Я поговорил с ней и увидел, что она уже давно интересуется моими книгами, знакома с ними и понимает их.

Тогда я спросил Ребе по телефону и он сказал: «Видимо, у нас нет выбора. Нам нужна женщина, которая постоянно будет возле рабанит. Пусть приходит днем и ухаживает за ней – особенно в те часы, когда нас нет дома». Ведь мы даже не могли никуда выйти – ни в парк, ни на море. Для Ребе это было очень тяжело – все 24 часа находиться дома.

Я привел Фейгу к Раву, она увидела рабанит, и мы договорились, что она получает зарплату, живет неподалеку на квартире, приходит к рабанит и ухаживает за ней. Ее зарплата была очень скромной, она не хотела получать лишнего ни гроша. Так продолжалось примерно три года, пока рабанит не умерла.

Тем временем я выдал дочь Фейги замуж за одного нашего ученика – Хаима Алкалая. И когда рабанит Йохевет умерла, Хаим сказал: «Почему бы Раву не жениться на Фейге? Ведь он обязан на ком-то жениться». Каббалисту запрещено быть одному, без жены. Я ответил, что не хочу даже говорить Ребе об этом, ведь я здесь ничего не определяю.

Но Ребе сказал: «У меня нет выбора. Ты обязан найти мне жену». Тогда я начал обращаться к разным свахам. И что интересно, ни одна женщина не хотела выходить за него замуж. Многим женщинам мы как ученики обещали все, что угодно: «У тебя будет дом и деньги – для твоих детей и внуков». Ведь речь шла о женщинах 60-70-ти лет. «У тебя будет все. Мы будем обслуживать тебя. Посмотри: рядом с тобой будет сотня мужчин. Мы поможем тебе и твоей семье, сделаем все, что захочешь, - только чтобы ты чисто формально была замужем за нашим адмором».

Но ни одна женщина не соглашалась выйти за него замуж, хотя я ездил даже в Иерусалим к разным сватам и свахам. И тогда Ребе сказал: «Это из-за того, что Фейга так сильно молится. Она очень хочет выйти за меня замуж. Пусть так и будет: я приду к вам домой, ты пригласишь ее, и мы вчетвером сделаем «тнаим».

Я привел Ребе к себе домой, пригласил Фейгу. Мы выпили бутылку пива, подняли «лехаим» в честь того, что он предлагает ей стать его женой, а она соглашается. Так произошла эта помолвка («тнаим»).

Потом я ездил к разным раввинам в Бней-Браке, оформлял все документы. И через несколько недель мы уже сделали «хупу». У Дани Голан была вилла с красивым двориком, там мы и провели эту свадебную церемонию.

Что интересно: по-видимому, Фейга много знает обо мне от Ребе. Однако до сегодняшнего дня я ничего от нее не слышал. Не знаю, спрашивала она его или нет, но мне кажется, он ей много рассказывал. Есть у меня такое ощущение. Будем надеяться, что когда-нибудь мы об этом услышим. Хотя это уже не имеет такого значения, но в любом случае все, что касается моего Учителя, для меня важно.

Дети и ученики Бааль Сулама

Бааль Сулам возлагал на Ребе все свои надежды, хотя у него были еще и другие дети. Младший брат Ребе - Моше Ашлаг, тоже учился у нас, но умер от рака легких - он очень много курил. Моше с большой симпатией относился к моему сыну Ури, приглашал его на шаббаты, воспитывал его и все ему объяснял. Многое из того, что есть сейчас в Ури, исходит от сына Бааль Сулама - Моше Ашлага.

Еще одного сына Бааль Сулама звали Яаков. Он умер до того, как я пришел к Ребе, и мне не довелось его увидеть. Другой сын Бааль Сулама – Шломо-Беньямин, жил в доме №4 по улице Шадаль. Я никогда в жизни не видел его. Только однажды я пришел в этот дом, когда Шломо-Беньямин умер, и Ребе попросил меня посидеть там во время «шивы» (поминальная церемония).

У Ребе не было с ним никакой связи, они недолюбливали друг друга. Видимо, это пошло еще с детства, со времен Бааль Сулама, поскольку мать больше любила своего младшего сына - Шломо-Беньямина, чем старшего – моего Рава. Она все время пыталась подтолкнуть Шломо-Беньямина поближе к Бааль Суламу, хотя духовное развитие его нисколько не интересовало.

После смерти Бааль Сулама возникла проблема с наследованием Книги Зоар, с ее принадлежностью кому-то из них. Когда же суд вынес решение, что Зоар принадлежит старшему сыну - Рабашу, тот передал ее безвозмездно семье Клар, чтобы они начали распространять Книгу Зоар и зарабатывать на этом. А сам Ребе ничего с этого не имел.

Однажды я спросил Ребе об учениках Бааль Сулама, и он сказал, что у Бааль Сулама было шесть учеников, обладающих духовным постижением. В тот раз он не хотел говорить, кто достиг такого уровня, а кто нет. И только впоследствии я услышал от него их имена.

Я не хочу никого задевать, но однажды Ребе рассказал такой случай, из которого я понял, что его брат – Шломо-Беньямин, не был среди тех шести учеников. У одного из учеников Бааль Сулама, американца по фамилии Лекраковский, был автомобиль. Однажды они должны были куда-то поехать, а в этом автомобиле было ровно шесть мест.

Бааль Сулам выбрал шесть этих учеников и собрался ехать вместе с ними. Пришла его жена и стала кричать на Бааль Сулама, почему он не берет с собой своего дорогого сына. Ведь она больше любила младшего сына – Шломо-Беньямина, и все время пыталась подтолкнуть его поближе к отцу. На что Бааль Сулам ответил: «Как же я могу его взять? Я беру с собой настоящих учеников, а не детей. Это не семейная прогулка».

Но она продолжала кричать, и тогда Бааль Сулам сказал: «Раз так, бросим жребий. Каждый напишет на бумажке свое имя. Возьмем того же Шломо, и он вытащит из шапки все имена. Шесть первых поедут». Шломо вытащил записки с именами, и это были именно те ученики, которых назвал Бааль Сулам. Так они поехали.

Тем самым Ребе хотел сказать, что младший сын Бааль Сулама, Шломо-Беньямин, не был среди тех, кто обладал духовным постижением.

Вопрос: Можно ли потерять духовное постижение?

Видимо, бывали такие случаи. Слава Богу, я не прошел это на себе и не могу засвидетельствовать. По-видимому, такое возможно. И хотя сказано: «Поднимают в святости, но не опускают», может случиться так, что человек на какое-то время потеряет свою ступень. Ясно, что все временно, и в конце-концов все достигают Окончательного Исправления. Но войти в какое-то «замороженное» состояние вполне возможно.

Ученики Рабаша

Вопрос: В одной из своих статей Рабаш пишет, что больше всего следует остерегаться бывших учеников Бааль Сулама. Почему он так говорит?

После того, как умер Бааль Сулам, Рабаш еще больше сократил группу своих учеников, которая была у него еще со времен Бааль Сулама. Он не хотел быть связанным ни с кем, не вступал с ними ни в какие споры и разборки.

Как раз это и было моей ошибкой вначале, после смерти Рабаша. Вопреки тому, что я слышал от него: «Не объединяться ни с кем, идти одному», - я все же не находил для себя достаточных оправданий, чтобы так поступить. Хотя Рабаш не однажды говорил мне это, и сколько бы я ни спрашивал его, отвечал: «Оставь их! Отдались!». Это ни в коем случае не было пренебрежением, просто у каждого есть свой путь.

У меня был свой путь, поэтому Рабаш приблизил меня, сделал меня в этом особенным, дал мне все, что мог, и в дальнейшем хотел освободить меня, чтобы я шел один. И на самом деле, сколько я ни пытался быть вместе с остальными его учениками, мне это не удалось. Мы лишь пришли к осознанию того, что не способны на это.

И только после того, как я оставил их, я почувствовал, что начал развиваться. Но мне нужно было ощутить, что с ними невозможно. Хотя я очень уважаю и люблю их, отношусь к ним с большой симпатией, и они близки мне. Я никогда не сказал о них ни одного плохого слова. И неважно, что они думают и говорят обо мне, - я люблю их. Ученики Ребе – это его ученики, и я продолжаю считать их близким мне людьми. Я не проверяю, чем и как они занимаются, правильно или неправильно – это неважно. Они были рядом с Ребе, и есть в них что-то от него. Правы они или нет - этого я не знаю.

Рабаш пишет в своем письме, что тех, кто был близок к Бааль Суламу, нужно остерегаться как стрелы, выпущенной из лука, как можно больше отдалиться от них, бежать как от огня. Я не знаю, как насчет «огня»… Видимо, между нами сейчас действует особая сила, которая отдаляет меня от них, а их – от меня. Похоже, все, что Рабаш говорил об учениках Бааль Сулама, от которых нужно отдалиться, верно и по отношению к его ученикам. По-видимому, та же самая сила охраняет меня и таким образом действует. Хотя я ни в коем случае не держу на них никакого зла. Если бы я знал, что могу чем-то им помочь, - с радостью помог бы и сделал все возможное. Но, по-видимому, есть разные пути к цели, и я не хочу никого критиковать.

Берг и его методика

Вопрос: Как Рабаш относился к институту Берга и к нему самому?

Рабаш ничего про них не знал, пока я не принес оттуда несколько рекламных проспектов. Тогда он увидел изображение человека, напоминающее картину Леонардо да Винчи, на котором было написано: Кетер, Хохма, Бина, - тотчас же закрыл его и сказал: «На это запрещено смотреть!». Ведь ты будто соотносишь сфирот и свойства с земным, животным телом человека.

Потом я дал ему прочитать эти тексты уже без рисунков, и он сказал, что Берг добавил к хасидуту названия из каббалы, и потому так развил его. Но это было в 1979-1980 годах - еще до того, как Берг начал игры со «святой водой», «красными нитками» и всем прочим. Тогда это все же было иначе.

В то время в его институте еще проводились уроки по первой части «Талмуда Десяти Сфирот» и книге «Дарование Торы». Но затем он полностью оставил первоисточники и перешел к своей системе – к «чудодейственным средствам», ведь они приносили большую прибыль. С тех пор в его институте остались только эти «чудеса».

Рабаш никогда не видел Берга. Только однажды, когда мы были в Цфате на могиле Ари, Рабаш увидел внизу группу людей, которые ходили вокруг дерева и читали молитву «Ана-бэ-коах…», как было заведено в институте Берга. Тогда он спросил: «Что там происходит? Что за церемония?» - и ему сказали, что это институт Берга. Так единственный раз он увидел учеников Берга, и то издали. Я даже не знаю, было ли Бергу известно о существовании Рабаша или нет. По крайней мере, мне он ничего про него не говорил.

Ведь пока я не нашел своего Учителя, я ходил к разным каббалистам. Однажды я услышал, что Берг занимается каббалой, и пришел к нему. В его институте я был только на первой лекции и сразу же оттуда ушел. А затем несколько раз я приходил к Бергу домой, и мы с ним немного изучали первую часть «Талмуда Десяти Сфирот». Это он знал.

Но однажды, через год или два, я случайно встретил его в Мироне, на празднике Лаг ба-Омер. Они читали 12-ю или 13-ю часть «Талмуда Десяти Сфирот» и не понимали даже сокращений. Я помню, они не знали, что такое «моха стима» - «мэм-вав-самех». Этому Берг уже не успел научиться у Брандвейна,

Поэтому через месяц или два после того, как я пришел к Бергу домой, чтобы задать вопросы по «Талмуду Десяти Сфирот», я оставил его. И тогда он ничего не рассказывал мне про Рабаша – может быть, просто не хотел говорить.

Потом Берг уехал в Америку. А через несколько лет, в 1982 или 1983 году я услышал, что он приехал в Израиль, пришел к нему институт и сказал: «Посмотри, твои преподаватели ничего не знают. Я учусь у старшего сына Бааль Сулама. Давай я дам им несколько уроков» - и он сразу согласился.

Ведь на самом деле у него внутри была истинная точка. И если бы он не поменял свои внешние условия, то несомненно достиг бы хороших результатов. Насколько я его чувствовал, изначально у него было хорошее желание. Он знал и ценил истинную каббалу. Но поскольку его повлекло в разные стороны, чтобы заработать денег, он был обязан свернуть с пути.

Но тем не менее, когда я предложил ему провести несколько лекций в его институте, он согласился. И после нескольких уроков, которые я дал его преподавателям, они оставили его, хотя я не старался перетянуть их к себе. Они просто не смогли там оставаться.

Есть огромная разница между его и моей методикой, если можно назвать ее моей. Это методика, по которой я учился у своего Учителя – рава Баруха Шалом Алеви Ашлага (благословенна его память). Мы учимся по истинным первоисточникам, изучаем внутреннее изменение человека.

Это принципиальная, существенная разница между нашей методикой и тем, чему учит Берг, что написано в его книгах, подобно книге для женщин «Бог красится губной помадой». Берг пропагандирует веру в «красные нитки» и «святую воду», а каббала полностью отвергает это. В свое время я слышал даже от самого Берга, что запрещено использовать «камеи» (талисманы). Так написано у Ари. Но ведь Берг использует их.

К сожалению, Берг сделал из каббалы американский бизнес. Но нет плохого без хорошего. Его методика притягивает людей, они обнаруживают в ней пустоту, переступают и идут дальше. Поэтому я думаю, что все существующее как раз идет во благо.

Методика каббалы говорит о том, что «Я Свое АВАЯ не менял». Творец неизменен, как неизменна природа. Ведь законы природы ты тоже не можешь изменить. Ты сам должен измениться, и тогда ощутишь иной мир.

Тогда как религии и все остальные методики, кроме каббалы, говорят о том, что ты должен просить Творца – и Он изменится по отношению к тебе. А наука каббала утверждает, что нечего просить. Ты должен просить только о том, чтобы Он исправил тебя, а не Свое отношение к тебе. Ты с Его помощью должен измениться по отношению к Нему.

В этом состоит вся разница между каббалой и остальными методиками, включая методику Берга, разного рода верования и религии.

Брандвейн

Вопрос: Как Рабаш относился к Брандвейну?

С Брандвейном они были друзьями. Разница в возрасте у них была около трех лет. Когда-то Ребе вместе с Брандвейном работали на строительстве, занимались опалубкой, имели дело с арматурой и бетоном. Они были настоящими товарищами - и в учебе, и в работе. Но с течением времени Рабаш углубился во внутреннюю работу, а Брандвейн начал писать всевозможные статьи.

Однажды я увидел в магазине книгу – продолжение Зоар с дополнениями Брандвейна. Я купил ее, показал Ребе, но он сказал: «Я не знаю, что это такое». – «Но посмотрите, тут наверху написано – Зоар, и подписано - ученик Бааль Сулама». И он повторил: «Я не знаю, что это такое». Пока наконец я не понял, что он просто не желает обращать на это никакого внимания. Ведь на самом деле это было неслыханной дерзостью со стороны маленького ученика – взять на себя право написать комментарий на Книгу Зоар, подобно тому, как писал его Бааль Сулам.

Ведь сам Бааль Сулам говорил, что комментарий на Книгу Зоар может написать лишь тот, кто прошел все 125 ступеней и достиг Конца Исправления. И как может человек, не достигший такого уровня, взять это на себя, пусть даже он - каббалист. И потому Рабаш не хотел иметь к этому никакого отношения. Сам он даже не затрагивал таких вопросов, которых касался Бааль Сулам. И только потому, что я привел к нему новых учеников, и мы были обязаны организовать группу, он начал писать свои статьи.

Рабаш очень принижал себя перед отцом и такими первоисточниками, как Книга Зоар, и не считал себя достойным комментировать их. Поэтому он относился ко всей этой работе Брандвейна с полным пренебрежением. И потому мы тоже не изучаем эти книги и не держим их у себя.

Вопрос: Когда Вы с Рабашем изучали «Предисловие Книги Зоар», Вы чувствовали, что он действительно «проживает» его?

Когда мы с Ребе изучали «Предисловие Книги Зоар», я вместе с ним получал впечатление от всех раскрытий - разумеется, согласно своему уровню. Но в любом случае это было особенным переживанием.

Мы никогда не изучали это предисловие с группой. Я даже не припомню, чтобы в группе мы изучали какие-то его части. Кроме того, вдвоем с Ребе мы изучали «Адир ба маром» Рамхаля, немного «Тания», а в основном статьи, связанные с внутренней работой - ведь это важнее всего. Человек должен знать, как идти по пути святости, очищения, как очиститься от своего эго, подняться над ним, и тем самым удостоиться Высшего мира.