14. Экономические и социальные решения
Развитие глобального общества отстает от развития глобальной экономики. Если этот разрыв не будет преодолен, глобальная капиталистическая система не выживет.
Частная собственность сделала нас столь глупыми и односторонними, что какой-нибудь предмет является нашим лишь тогда, когда мы им обладаем, т. е., когда он существует для нас как капитал или когда мы им непосредственно владеем, едим его, пьем, носим на своем теле, живем в нем и т. д., – одним словом, когда мы его потребляем.
Среди теорий и практик выхода из кризиса и построения жизнеспособного общества особое место занимают экономические и социоэкономические теории. Эти учения способны захватывать мысли и чаяния больших масс людей и тем самым изменять мир. Кейнс писал об этом: «Идеи экономистов и политологов – как верные, так и ложные – оказывают гораздо большее влияние, чем принято считать. Именно они правят миром. Практики, мнящие себя свободными от какого-либо интеллектуального влияния, зачастую являются рабами концепции какого-нибудь давно почившего в бозе экономиста». Но, к сожалению, в последнее время в мире наблюдается большой дефицит новых идей. Новых значительных концепций просто нет – ни у экономистов, ни у политологов, – а старые концепции уже не работают.
Превалирующей на сегодня экономической системой в мире является рыночный либерализм. Но мировой многоплановый кризис показал, что эта система уже не является универсальным решением экономических проблем человечества. Большинство экономистов, из тех, кто всё-таки решается предложить какой-то выход из тупика, предлагает всевозможные вариации и сочетания рыночного либерализма с неокейнсианством и социализмом. Предлагаются варианты от «нравственного» капитализма с чуть-чуть подкрученным механизмом до ортодоксального марксизма с мелкими поправками на новое время.
Вопрос капитализма и социализма это, во многом, вопрос собственности на средства производства. Можно ли при помощи передела этой собственности как-то исправить ситуацию и избежать надвигающегося на нас тотального кризиса? Частная собственность, конечно же, портит человека. Она буквально создаёт в нём стремление заботиться исключительно о себе и своём имуществе, ограничивает его мировоззрение, не давая взглянуть на мир глобально. Но и управление общественной собственностью или зависимость от таких управляющих портит человека. Власть над людьми развращает гораздо больше, чем власть над предметами и капиталом. А пресмыкательство перед власть имущими унижает гораздо больше, чем пресмыкательство перед богатством. Отсюда понятно, почему человечество кидается то в ту, то в другую сторону и не может найти общественную систему с приемлемой формой собственности, но всё-таки из двух зол предпочитает меньшее – капитализм. Социализм развращает больше и, как следствие, оказывается менее эффективным.
Чтобы социализм не обанкротился, необходимо привести к власти на всех ступенях пирамиды именно самых лучших. Тех, кто заботится не о себе, а о других и обо всём обществе в целом. Тех, кто может устоять перед развращающей возможностью властвовать. Причём, необходимо постоянно поддерживать такую систему, чтобы человек занимал ступеньку в иерархической лестнице только в соответствии со своими, во-первых, альтруистическими и, во-вторых, деловыми качествами. Правильный выбор представителей власти важен для страны с любой экономической системой, в том числе и капиталистической. Но для стран социализма эта проблема наиболее остра, потому что от представителей власти в соцстранах зависит гораздо больше. Способна ли в этом помочь советская система, то есть, управление при помощи выборных представителей от трудовых коллективов?
Вот что писал Джеймс Мэдисон, ратовавший за объединение американских штатов в федерацию, в эссе №10 из «Записок федералиста»: «С помощью интриг, подкупа и других средств представителями народа могут оказаться лица, одержимые разногласиями, приверженные местным предрассудкам или таящие зловещие замыслы. Победив на выборах, они затем предадут интересы народа. Отсюда возникает вопрос: какая республика – малая или крупная – в большей степени способна избрать истинных защитников народного блага? Два очевидных довода свидетельствуют в пользу крупной... если отношение числа достойных лиц к общему числу граждан в крупной республике не меньше, чем в малой, первая предоставляет большие возможности выбора и, следовательно, большую вероятность того, что он будет правильным. Далее, поскольку в крупной республике каждый представитель будет избран большим числом голосов, чем в малой, недостойному кандидату будет гораздо труднее добиться успеха в использовании недостойных методов, слишком часто практикуемых в ходе выборов; а волеизъявление граждан, будучи более свободным, с большей вероятностью предпочтет людей, обладающих самыми привлекательными качествами, равно как и наиболее широко признанной и устоявшейся репутацией».
С тех пор, как были написаны эти слова, практика множество раз доказывала их правоту. Выборы по месту жительства приводят к большим злоупотреблениям, чем парламентская система. Свидетельство этому процветающая коррупция в муниципалитетах многих стран. Другой пример – крестьянские советы после февральской революции в России. В них, по свидетельству Пришвина, крестьяне выбирали совсем не альтруистов, и это было повсеместное явление. Он писал: «Посланники деревенские выбираются часто крестьянами из уголовных, потому что они пострадали, они несчастные, хозяйства у них нет, свободные люди, и им можно потому без всякого личного ущерба стоять за крестьян». Какие после этого могли быть надежды на Советскую власть? Поэтому Ленин и его последователи настаивали на том, что одного социализма недостаточно, что необходимо ещё воспитание нового человека. К этому сводится в принципе и знаменитая протестантская этика. Только протестанты пытались воспитать частного предпринимателя, а большевики пытались воспитать чиновника и ту среду, из которой он выходит. Но в конечном итоге воспитать нового человека не удалось, ни тем, ни другим.
Укрупнение государства с выборными органами власти частично может снять угрозу коррупции и неэффективного правления. Парламентская система худо-бедно работает, даже когда население не слишком сознательно. Но полностью это не решает проблему. В наше время всеобщего влияния СМИ стало легче манипулировать сознанием избирателей при помощи различных популистских и пропагандистских методов. Даже максимальное укрупнение в единое всемирное государство хоть и облегчит, но не решит проблему полностью. А значит, ни социалистам, ни капиталистам, ни кому бы то ни было другому не обойтись без воспитания человека. Насколько бы оптимальную форму собственности общество ни выбрало, материальный базис будет сказываться отрицательно на отношениях между людьми, и это влияние придётся компенсировать воспитанием. Поэтому воспитание в глобальном мире принимает всё большее значение. Но одним воспитанием и влиянием СМИ не обойтись. Мы это видим на примере Советского Союза, в котором была масса замечательных учителей, масса добрых воспитательных произведений культуры, фильмов, книг. Это не идёт ни в какое сравнение с американскими фильмами, в которых преобладают киллеры и маньяки. Но в жизни всё было наоборот, в Союзе было больше жестокости и несправедливости, чем в США, и это раскрылось в начале девяностых, выплеснулось на улицу бандитизмом и беспределом. Получается, что, как экономический базис не работает без воспитания, так и воспитание не работает без экономического базиса, сводящего к минимуму отрицательные последствия эгоистических отношений между людьми. Есть и ещё множество других факторов, каждый из которых необходим, но совершенно не достаточен. Более того, если делать упор только лишь на воспитание, то это может скрывать проблему, вместо того чтобы решать её, что приведёт к плачевным результатам.
Бертран Рассел в книге «Власть» писал, что нет никакой разницы, будет ли собственность в руках капиталистов или в руках государства, поскольку распоряжаться ею в любом случае будут управляющие. Поступки и решения этих управляющих находятся в зависимости, как от экономической системы, так и от идеологии, общественного настроя и того, как их воспитали. Если победить потребительскую идеологию, частная собственность на средства производства перестанет быть развращающим фактором. Капиталист просто не будет потреблять полученную прибыль, а будет её инвестировать, то есть, сравняется в этом с добросовестным чиновником. Конечно же, частная собственность – это одна из причин усиления потребительской идеологии, но только одна из причин, и потому её влияние можно нейтрализовать.
Если победить тенденцию к злоупотреблениям властью, то и общественная собственность перестанет быть развращающим фактором. И опять же, общественная собственность – это лишь одна из причин злоупотребления властью, и потому её влияние тоже можно нейтрализовать. Но всё-таки потребительскую идеологию победить человечеству будет легче, чем тенденцию к злоупотреблениям властью. Пределы роста, так или иначе, заставят нашу цивилизацию отказаться от излишков потребления. То есть, в борьбе с потребительской идеологией у глобального воспитания есть союзник – кризис. Следовательно, человечеству в ближайшей перспективе выгоднее будет придерживаться капиталистической формы экономики с теми или иными социалистическими элементами, а не наоборот. Капитализм будет ослаблен, и его легче будет реформировать, в то время как при социалистической дефицитной экономике любой кризис лишь усиливает власть имущих. Впрочем, скорее всего, формы сочетания капитализма и социализма будут столь динамичными и столь меняющимися, что трудно будет определить экономическую систему.
Социалисты могут указать, что у общественной собственности есть огромный плюс – она соответствует интегральной форме человечества, то есть, глобальной экономике. Но такой взгляд половинчатый. Вопрос тут не только в собственности, но и в управлении этой собственностью. Если управление осуществляется лишь приказами сверху, то такая общественная система не способна прийти к полной интеграции. Иерархия власти, в отличие от горизонтальной правовой структуры, не способна поддерживать обратные связи, из-за чего теряет эффективность. Начальство не знает и не может знать, что происходит на местах. Но у иерархической структуры есть и важное преимущество – целенаправленность и концентрированность усилий. Дилемма, как совместить эффективные обратные связи и концентрированные усилия – это квадратура круга любой системы управления. Если суметь обобществить собственность на средства производства без ущерба для равенства и эффективной системы обратных связей, тогда интеграция действительно станет полной. Но в наши дни проблемы в мировой экономике настолько фундаментальны, что их не исправить наскоком, лишь изменением структуры собственности. Попытки усовершенствовать систему управления и усилия в воспитании социальной ответственности должны стать постоянными и динамичными.
Интеграция – это цель развития общества, а не средство достижения каких-то иных целей. Всё человечество должно стать буквально единым целым. Конкретная форма собственности, конкретное сочетание социалистической и капиталистической систем может быть лишь способом сделать очередной шаг к такой интеграции. Каждое такое сочетание – это лишь временный этап. Иначе сама постановка задачи неверна, и тогда её решение оказывается неэффективным или вообще нереализуемым.
Часто приходится слышать упования на коллективные формы собственности – такие, как, например, Проект 2084 или Мондрагонская кооперативная корпорация. Подобные идеи предлагаются вновь и вновь, хотя практика показывает, что они могут быть эффективны лишь в определённых рамках. Живой пример такой формы собственности – израильские кибуцы. Порождённые социалистическим ажиотажем первой половины 20-го века, кибуцы поначалу организовывались идейными группами людей, решившими своими руками построить справедливое и эффективное хозяйство. Если большинство участников такого предприятия идейны и стремятся работать, – справедливость вполне достижима. Но как только в силу смены поколений и даже в силу смены настроений в обществе основная масса из идейной превращается в обычных людей, так сразу от справедливости не остаётся и следа.
Как, в самом деле, определить, кому работать управляющим, а кому подчиненным, кому трудиться в поте лица, а кому уже пора отдыхать? А если в кооперативном хозяйстве есть различные отрасли, то как делить доход – поровну или по-сдельному? Всё это быстро приводит к нарастанию вражды, интригам и, как следствие, к выживанию части людей за рамки совместного предприятия. Недостающих работников сменяют наёмные, и, таким образом, коллективная собственность постепенно превращается в частно-акционерную. Кооператив формально остаётся кооперативом, но лишь для того, чтобы не лишиться собственности и чтобы совместно эксплуатировать наёмных работников. Если всё государство будет состоять из одних только трудовых кооперативов, можно себе представить, как быстро оно разорится или развалится.
То же самое верно и в рамках социалистического государства с плановой экономикой. Представим себе чиновника, которому необходимо принять некое экономическое решение. Что, как и где произвести, видоизменить или купить-продать. Если, в результате его непродуманного или нацеленного на свою личную пользу решения, население недополучает нужные товары, то такое поведение соответствует дефицитной экономике. Например, директор мясокомбината или супермаркета в социалистической стране, поставляя мясо лишь нужным людям по личным связям, поддерживает товарный дефицит. Дефицит становится тотальным, когда коррупция и недальновидность захватывают все слои экономики от глав государств до потребительского рынка. Если кто-то ещё уповает на полностью социалистическую систему в экономике, то пусть посмотрит на Северную Корею или на Кубу. Социализм в его классическом варианте обобществления всех средств производства крайне неэффективен.
Но и у капиталистической системы есть проблемы. Потенциально они даже более тяжёлые. В результате рыночного поведения создаётся избыток товаров, который приходится реализовывать при помощи агрессивной рекламы и постоянного навязывания людям новых потребностей. Такая экономическая модель соответствует избыточно потребительской экономике. Она приводит к истощению ресурсов и ввергает человечество в жесточайший кризис. В приближении к пределам роста проблемы будут обрушиваться на людей с такой силой и частотой, что мы, как животные от огня, будем мчаться, не разбирая дороги, куда-нибудь, лишь бы убежать от этой угрозы.
Первоначальный капитализм вовсе не отличался излишками потребления. Капитал перенаправлялся в экономический рост, не повышая значительно уровень жизни людей. Но такая система оказалась жизнеспособной лишь при условии постоянного роста, и её границы были быстро преодолены. Преуспевали лишь те бизнесы, которые умели создавать спрос, и потому спрос начал расти повсеместно в капиталистическом обществе. А затем болезнь заразила и остальной мир. Капиталисты фактически откармливали человечество, превращая людей в потребителей. Система раскачала саму себя и завела цивилизацию в тупик, достигнув своих уже естественных границ роста. Но потребитель не может остановиться из-за какого-то там достижения границ роста. Поэтому потребительское общество начинает пожирать самих своих «благодетелей», что мы наблюдали на массовых мародёрствах в Англии.
Адам Смит прославлен тем, что дал теоретическую основу капиталистической экономике. Его главной заслугой считается то, что он, в отличие от множества философов до и после него, не стал объяснять нам, какими мы должны быть хорошими, а научил людей совместно преуспевать, оставаясь эгоистами. Эта красивая формулировка, в сущности, обманчива. Капиталистическая конкурентная экономика позволяет преуспевать не совместно, а за счёт будущих поколений, – воруя у них ресурсы и экологическую устойчивость природы. Пока будущее было далёким, можно было закрывать на это глаза, надеясь, что развитие науки и техники решит проблемы потомков. Но будущее уже наступает. Будущее поколение – это наши дети. Это у них мы всё украли и продолжаем красть последнее. Построение капиталистической экономики на разбазаривании ресурсов для многих не очевидно. Факт, что до сих пор множество экологов и даже экономистов надеются на некий вариант капитализма с постоянно сокращающейся потребностью в ресурсах. Но это противоречит самой сути современной рыночной системы, основанной на росте ВВП.
Те же, кто понимает, что мировая рыночная экономика основана на модели роста, уверены, что мировой кризис наступает потому, что у нас не получается, подобно Адаму Смиту или Кейнсу, найти способ перестроить экономику эгоистов. То есть, не получается найти способ продолжить наживаться друг на друге и воровать у будущих поколений всё больше ресурсов, не попадаясь при этом строгому судье – Природе. Многие настолько уверены, что натуру человека исправить невозможно, что не предполагают никаких иных способов выхода из кризиса, кроме экономических методов. Человечество в состоянии системного кризиса подобно пойманному вору. Вору достаточно раскаяться, чтобы получить снисхождение, и он искренне раскаивается, но не в том, в чём нужно. Вор уверен, что его судят за то, что он был глупым и попался. Судья уверен, что судит вора за то, что тот крал. Они совершенно не понимают друг друга. Как вор плачет – я больше не буду... попадаться, – так и человечество раскаивается в отсталости науки – инструмента воровства (сам по себе инструмент, конечно же, не виноват) – и в несовершенстве экономической системы – системы координации эгоистов в том, как оптимально наживаться друг на друге и на тех, кто ещё не родился. И потому приговор неизбежен, если только мы в последнюю минуту не осознаем, в чём на самом деле провинились перед интегральной Природой.
Ни у капитализма, ни у социализма шансов на выход из кризиса нет. Некоторые всё-таки надеются на сочетание двух систем. Но компромисс между социализмом и капитализмом не может быть устойчивым. Дело в том, что, как при социалистической, так и при капиталистической системе ключевая фигура, то есть, чиновник или торговец или владелец приобретает влияние и доходы. Это происходит либо благодаря управлению распределением дефицитных услуг и товаров, либо благодаря дополнительной прибыли от создания повышенного спроса. Чиновники, управленцы и предприниматели как бы сидят в узловых точках и либо сдерживают поток, либо, наоборот, подталкивают его. Приобретая влияние и доходы, ключевые фигуры стремятся определять уже не только вопросы спроса и предложения, но и вопросы жизни и смерти. И та, и другая система раскачивает сама себя, усугубляя свои недостатки. Это неизбежно приводит к структурному кризису – либо из-за тотального дефицита, либо из-за истощения ресурсов и достижения границ роста. Таким образом, любой мельчайший перекос либо в сторону дефицита, либо в сторону повышенного спроса способен привести к кризису, вплоть до тотального разрушения системы. Только лишь, если владельцы предприятий, торговцы и чиновники будут в точности связывать спрос и предложение, не наращивая спрос и не создавая дефицит, постоянно корректируя малейшее искажение в ту или другую сторону, – лишь в этом случае система будет стабильна. Но тогда чиновник и производитель окажутся совершенно без влияния. Они вообще не будут заметны в системе, как мы не обращаем внимания на орган тела, который не болит и функционирует исправно. Такой чиновник и производитель будут полностью интегрированы в систему, как альтруистические элементы в ней. Но разве обычный человек в условиях современного мира способен на такое? Всё опять же сводится к внутреннему изменению человека.
Социалисты, пытаясь построить справедливое общество, не обращают внимания на необходимость изменения эгоистической природы человека. Рыночники же, пытаясь строить эффективное общество, вообще не верят в возможность измениться. Поэтому и та и другая система терпит крах. Впрочем, и другие идеологии не находят выхода. Моралисты полагают, что улучшить человека возможно лишь при помощи воспитания и защиты от пагубных влияний. История уже не раз доказала недостаточность этих методов. Компенсацию низменным желаниям человека способна, при поддержке воспитания и традиций, дать религия. Но религия апеллирует к высшим силам, которые не торопятся прийти к людям на помощь. Как действовать нам самим, по идее должна сказать наука. Но объективная наука закрывает глаза на проблемы человечества, занимаясь лишь тем, что может строго формализовать. Интегрировать же все эти идеалы и идеологии человечеству столь же трудно, сколько найти общий язык и взаимопонимание. Не достигая взаимопонимания, мы начинаем проталкивать собственные рецепты, настаивая на своей правоте. Но этим лишь добавляем хаоса в нашу цивилизацию.
Один из самых популярных рецептов выхода из кризиса – неокейнсианство. С приближением к пределам роста мировая экономика сталкивается с масштабными финансовыми спекуляциями, и неокейнсианцы, конечно же, правы, когда призывают ограничить эти спекуляции при помощи государственного и международного регулирования. Вместе с тем неокейнсианский подход имеет и свои недостатки. Я уже описывал их в главе о кризисе. Вкратце здесь можно повторить, что, во-первых, в глобальном мире неокейнсианство тоже должно быть глобальным. Иначе оно не действенно из-за конкуренции между странами. Поощрение экономики может стать эффективной мерой, лишь если оно будет применено сразу во всех странах. Но многие страны желают «проехать без билета» за счёт поощрения экономики в остальном мире. В результате даже такому государству, как США, приходится свёртывать программы поощрения. То же самое происходит и с повышением налогов на капитал и корпорации с целью раздобыть деньги на социальные нужды и на погашение долгов. Или с национализацией, которую пытаются применить с целью дать работу большему числу людей. Если подобные преобразования проведёт лишь одно государство, то его ждёт крах. Как было, например, в Чили во времена Сальвадора Альенде. Капитал в этом случае покидает страну. А за ним её покидают бизнесмены и специалисты.
Даже умеренная кейнсианская политика, проводимая в Европе такими странами, как Греция и Испания, ввергла их в долговой кризис, из которого не видно выхода. Апологет неокейнсианства Джозеф Стиглиц пытается объяснить неудачу греческой кейнсианской политики массированной атакой финансовых структур на Грецию, в попытках спекуляции на её долгах. Но тут возникает вопрос – Бернарду Мэдоффу непозволительно строить финансовую пирамиду по схеме Понци, при которой деньги вкладчиков не инвестируются, а выплаты производятся из денег последующих вкладчиков, привлечённых большим процентом прибыли. Но почему тогда Греции и США, выплачивающим долги при помощи новых долгов, это – да – позволено? Спекуляции на греческом долге в этом случае лишь расшатывают эту пирамиду, но ведь не они строят её изначально.
Споры о возможности построения социализма в одной стране известны ещё со времён Карла Маркса. Практика множество раз подтверждала, что это невозможно. А в наше время оказывается неприменим и кейнсианский подход в одной отдельной стране. Тем не менее, попытки такого построения не прекращаются. И это понятно. Мир разобщён. Страны и экономические блоки находятся друг с другом во всё более жёсткой конкуренции. Правительства вынуждены идти на непопулярные в глазах народа меры, чтобы экономика не рухнула. Конкуренты отвечают тем же. Если к власти в такой ситуации приходит популистское правительство, то экономика быстро рушится, власть меняется и страна возвращается в "гонку по нисходящей", которая выражается в снижении налогов на корпорации, ухудшении экологии и ущемлении прав трудящихся. Если правительства ведущих развитых стран будут прижаты к стенке нарастающим кризисом, им придётся, конечно же, увеличить налоги на корпорации, богачей и средний класс. И это быстро усугубит кризис, если подобные меры не применят и развивающиеся страны.
Умеренные социалистические и неокейнсианские преобразования были бы возможны, если бы все страны договорились провести их параллельно, но тогда мировую экономику быстро накроет другая проблема. Из-за увеличения покупательной способности населения одновременно во всём мире, цена на ресурсы подскочит так, что это превратит весь выигрыш в проигрыш. Истощение ресурсов и так уже отрицательно влияет на экономику. Впрочем, некоторые обозреватели (например, Мэтт Тайби в статье Великий американский пузыренадуватель) полагают, что подорожание ресурсов вызвано на самом деле спекуляциями на товарных биржах. И что именно из-за спекулятивной цены была увеличена добыча нефти. В этом есть доля истины, но как тогда объяснить, что все излишки добытой нефти человечество всё-таки потребляет, несмотря на высокую спекулятивную цену? Так или иначе, повышение спроса увеличит потребность в нефти? и тогда её цена возрастёт и без спекуляций. Действенное экономическое решение должно включать снижение спроса, а не его рост, иначе оно не приведёт к успеху. Но если спрос будет снижаться, а спекуляции и пузыри станут невозможными из-за жёсткой регуляции, куда должны быть направлены излишки капитала?
С достижением пределов роста связана и третья проблема неокейнсианства. Истощение ресурсов сбивает цикличность кризисов, сокращая периоды развития и делая слабее экономический рост. Это делает проблематичным применение схемы Кейнса. То есть, не позволяет правительствам и корпорациям расплачиваться с долгами, накопленными в период кризиса, что мы, в общем-то, и наблюдаем сегодня в мировой экономике. Третий аргумент против теоретических выкладок неокейнсианцев заключается в том, что развитие альтернативной энергетики, на которую они уповают как на возможность увеличения спроса без дополнительной траты ресурсов, натолкнулось на серьёзные технические ограничения, о чём я уже писал. В целом неокейнсианство оказывается применимым лишь в очень ограниченных масштабах. К глобальной экономике оно, увы, неприложимо. Если же, в рамках неокейнсианства, пытаться жёстко регулировать потребление ресурсов, то это уже сделает его неотличимым от социализма.
Получается, что пределы роста делают решение кризиса, предлагаемое неокейнсианством – наращивание государственных расходов столь же тупиковым, как и решение, предлагаемое монетаризмом – постоянное наращивание денежной массы. Все разногласия между различными течениями сторонников капитализма в экономической науке сводятся к тому, как наиболее рационально использовать оставшиеся ресурсы для продолжения экономического роста, чтобы возможно дольше продлить агонию. Неокейнсианцы в этом плане предлагают всемирную регуляцию, как средство стабилизировать рост потребления. А сторонники рыночного либерализма считают, что сводный рынок сам всё разрешит, причём кризисы лишь оздоравливают экономику. Что из этого более эффективно – стабилизация или оздоровительный эффект кризисов, – в принципе, неважно, поскольку и то и другое лишь несколько отодвигает пределы роста, не решая проблему в целом. В сущности, и те и другие полагаются на науку, надеясь, что научный прогресс неограничен ресурсами, а потому и технический прогресс будет продолжаться, приводя к экономическому росту. Необходимо лишь выиграть немного времени. Нужно иметь безграничную веру в науку, чтобы предположить, что она всегда будет способна угнаться за человеческим стремлением жить всё лучше и потреблять всё больше.
Несмотря на все неудачи, многие экономисты продолжают попытки найти приемлемую для нашего времени стабильную комбинацию систем либерализма и контроля, социалистического дефицита и капиталистического гипертрофированного потребления. Такие комбинации иногда дают временные экономические результаты, но чаще проваливаются, как было с косыгинской реформой в Советском Союзе. Иногда они даже способствуют быстрому разрушению системы, как было с перестройкой. Любой компромисс – это не больше, чем отсрочка. Проблему пока что не удаётся решить в корне. Если капитализм плох, а социализм ещё хуже, то насколько хорошим может быть их сочетание?
Вряд ли реальна также иногда предлагаемая комбинация социализма и капитализма, при которой все жизненно важные отрасли жёстко управляются командно-социалистическими методами, а всё остальное отдаётся на откуп свободному рынку. Смотрите, например статью Виктории Волощенко Гиперкризис: нас ждет супервойна. Такое решение тоже не предотвратит истощение ресурсов. Не сможет весь мир, подобно американцам, сделать беспрерывно растущее потребление своим образом жизни, бегая по магазинам, как наркоман бегает за дозой. У человечества нет второй планеты. Если же ресурсы назвать жизненно важной отраслью и их расход строго контролировать, то капитализм окажется полностью зависимым от бюрократии, что неизбежно приведёт к всеобщей коррупции. С другой стороны, невозможно обеспечить население всем необходимым при помощи социализма, если параллельная капиталистическая система не будет достаточно сильна и эффективна, чтобы оказывать поддержку в виде налогов. Это, опять же, возврат к неработающей модели «рабы – тунеядцы», то есть, когда часть людей вынуждена работать, а большая часть общества – безработные.
С тех пор, как Адам Смит разглядел возможность процветания в ужасах начальной стадии капитализма, человечество множество раз безуспешно пыталось сменить это вымученное, несправедливое, чреватое войнами и ограниченное во времени «процветание» на нечто другое. Все попытки организовать общество не из эгоистов, а из альтруистов провалились. Это доказало, что любая социально-экономическая система, пытаясь строить общество, должна учитывать существование эгоистической природы человека. Эпоха капитализма заканчивается, и человечество стоит в растерянности, поскольку, сколь бы проблематичным ни был капитализм, социализм может оказаться ещё хуже. Так что же, придётся возвращаться в средневековье, как красочно рисуют нам голливудские «пророки»? Путь вперёд, а не назад, возможен только если объединить всё человечество, построить единые законодательные и исполнительные механизмы и искать способы исправления нашего общечеловеческого эгоизма. Если мы сумеем договориться об объединении, перед нами откроется масса возможностей. Если нет, – можно начинать копать братскую могилу.
Но дело в том, что мы не умеем договариваться друг с другом. Мы не понимаем друг друга, а без понимания невозможно будет ни достичь интеграции, ни преуспеть в воспитании, ни найти действенное в глобальном мире сочетание социализма с капитализмом. Есть, конечно, такие тактические комбинации социалистического и рыночного подходов, которые уже сейчас динамически применяются разными странами, контролирующими, например, цены на жизненно важные продукты. Есть ещё методика скупать во время кризиса часть производств и финансовых структур, переводя их в разряд государственно-социалистических, и приватизировать их назад по окончанию кризиса. До определённой степени это помогает, но лишь до определённой. С обострением кризиса человечеству придётся всё быстрее перестраиваться во множестве таких комбинаций, чтобы экономика хоть как-то продолжала работать. Но разобщённое общество обладает инерцией, и потому быстрой перестройки не получится. Значит, придётся ужесточать контроль.
В связи с необходимостью ужесточения контроля над экономикой и поддержания жизненного уровня, в мире намечается левый поворот, о котором пишет, например, Михаил Ходорковский в статье Новый социализм: Левый поворот – 3. Глобальная perestroika. Но совершенно не очевидно его дальнейшее утверждение, что через некоторое время, когда будут исправлены искажения и «всё наладится», последует новый правый поворот в сторону рыночного либерализма. Всё наладиться не может, потому что земные ресурсы истощаются, а не добавляются. Это меняет тенденции мировой экономики, делает их из цикличных однонаправленными. От экономического либерализма левый поворот ведёт к неокейнсианству, оттуда к социализму и далее к тоталитаризму. То есть, к всё более жёсткому контролю над экономикой, чтобы хоть как-то удержать рост глобальных рисков и истощение земных ресурсов. Возможно, конечно, что человечество будет в лихорадке кидаться туда-сюда, но это будет именно лихорадка, а не цикличность. Скажем, правительства решат, что необходимо сокращать расходы. Увидев, что это ввергает всю экономику в пропасть без дна, решат, наоборот, увеличить расходы, допустив инфляцию. Увидев, как инфляция всё разрушает, усилят контроль. Какая-то из стран решит на этом проехаться без билета – не усиливая контроль, привлекая инвестиции свободной экономикой. За ней последуют другие, снова разразится кризис, снова введут контроль, и т.д. И всё это будет происходить всё быстрее. Все эти метания никому и ничему не помогут, лишь скорее приведут к разрушению. Если человечество не найдёт другого выхода, то на пути к всё большему контролю над экономикой нашей цивилизации трудно будет остановиться, поскольку, в отсутствии воспитания, ничто, кроме абсолютного диктата и репрессий, не сможет сдержать потребительскую психологию. Уже сейчас очевидно, что, действуя по старым схемам, из долгового кризиса человечество может выйти лишь "раскулачив" большой бизнес и средний класс. Денег в других местах больше не осталось. Но и для такого действия странам тоже необходимо достичь соглашения.
Так что, всё очень плохо? Вовсе нет. Нам кажется, что мы получаем сокрушительные удары и угрозы со всех сторон – кризисы, войны, социальные потрясения. Но, возможно, это всего лишь мягкие шлепки Природы, подгоняющей человечество к развитию. Точнее, это законы Природы подгоняют нас ударами. Предчувствуя их, мы и сами себя гоним согласно принципу велосипеда. Единожды выйдя за пределы собственного местечка, начав строить глобальный мир, цивилизация уже не может остановиться. Мы просто упадём, и потому вынуждены снова и снова жать на педали, продвигаясь вперёд. И чем быстрее мы едем, тем больнее падать. А в наше время уже смертоубийственно падать.
Скажем, страшная «напасть» – эпоха Просвещения, выбившая человечество из сонного состояния средневековья, лишившая его привязанности к традициям и народным корням. Это действительно была катастрофа, и социологи правы, когда ужасаются жестокостям раннего капитализма и потере нравственности или когда издеваются над несуразностями типа объявления французской академией, что метеориты – это небылица, поскольку «на небе камней нет». Природа шлепком поставила нас на ноги. Ну, и что в этом хорошего? Сидели бы в средневековье и дальше. Почему законы Природы такие безжалостные? Однако, как точно подмечено, – «дураку полработы не показывают». Затем человечество попыталось упасть влево – в революции и социализм – и получило очень значительный «шлепок», от последствий которого во многих странах не могут избавиться до сих пор. Раз не получилось упасть влево, цивилизация попыталась упасть вправо – в фашизм. И, конечно же, снова получила шлепок, причём каждый такой «шлепок» это десятки миллионов жизней. Мы встали, но всё ещё стоим на месте. Не падаем, но и не идём вперёд. То, что сейчас последует, будет серией всё более сильных ударов сзади. Но, может быть, мы сумеем опередить их, сумеем не пытаться вновь падать влево и вправо, а сделаем сами свой первый шаг вперёд? Это тяжело, поскольку первый шаг вперёд как раз таки и кажется самым страшным падением.
Путь вперёд – это путь к интеграции всего мира и воспитанию нового человека в глобальном восприятии общества и в ответственности за всех людей. До сих пор для социальной и экономической интеграции нам хватало лишь традиций, культуры и разума. Теперь же Природа, для того чтобы добиться дальнейшей интеграции, требует от нас действительно полюбить ближнего, как самого себя. И неизбежно приведёт нас к этому. В этом заключается глобальное уравнение, включающее в себя всю Природу и человека.
Экономически человечество уже на сегодняшний день представляет собой единый организм, идущий по очень узкой дороге между либеральным рынком и контролируемым управлением во всех их формах. Эта дорога будет сужаться вплоть до тонкой нити, на которой придётся балансировать ежедневно и ежечасно. Любое отклонение в одну из сторон, если его тут же не исправить, повлечёт за собой развал единого организма и его смерть. А возможно, и смерть всех его разваленных частей. Идя по этой тонкой нити, держаться человечество сможет разве что за небо. Ни одна система построения общества, кроме его полной внутренней интеграции, не даст стабильности на таком пути.