Альтруизм в природе и обществе?

И все-таки правильно ли называть ведущие силы эволюции альтруизмом и эгоизмом? Ведь эти понятия обычно распространяются исключительно на сферу человеческих отношений. Действительно, только человек способен делать выбор между добром и злом, между любовью к ближнему, стремлением действовать на благо других людей или жить для себя, преследуя исключительно собственную выгоду, между желанием отдавать или отнимать.

Все остальные живые существа, населяющие Землю, не обладают сознанием и, соответственно, свободой воли и нравственностью. Их поведение стереотипно, ибо детерминировано инстинктивными, генетически заложенными и передающимися из поколения в поколение биологическими программами самосохранения, продолжения рода, обеспечения пищей и реагирования на вызовы окружающей среды.

Хорошо известно, что природа – вне морали, во всяком случае, в том смысле, который мы вкладываем в слово «мораль». На «равнодушную» природу, разумеется, нельзя прямо экстраполировать понятия «добро» и «зло», «альтруизм» и «эгоизм», выработанные и выстраданные человечеством в процессе его развития, нельзя приписывать ей человеческие качества – милосердие или жестокость. Такие экстраполяции – одно из стойких человеческих заблуждений, воспроизводящееся из века в век, несмотря на огромную цену, которую всякий раз приходится платить за детское желание видеть в природе свое отражение.

Однако в природе есть описанная еще Аристотелем целесообразность, благодаря которой поддерживается глобальное равновесие ее элементов, связанных друг с другом в единую универсальную систему. И эта сложная система, если рассматривать ее как единое целое, устроена весьма гармонично.

Принципы сопряженного согласованного развития, «кооперативности», прослеживаются уже на уровне неорганической материи. Известный физик Дж. Чу, автор теории бутстрапа, в своих работах показал, что каждая из мельчайших субатомных частиц – адронов – принимает самое активное участие в существовании других частиц, помогает порождать другие частицы, которые, в свою очередь, порождают ее. Все частицы «динамическим образом состоят друг из друга, и отношения между ними характеризуются внутренней последовательностью и самосогласованностью», что и позволяет, по крайней мере, в виде метафоры, говорить об их осмысленном поведении [15].

Природные законы равновесия действуют и на мельчайшем клеточном уровне. В каждой клетке нашего тела заложена генетическая информация, потенциально содержащая возможность для создания целого организма. И на первоначальных стадиях развития плода все клетки идентичны. Однако со временем они начинают дифференцироваться и специализироваться, то есть приобретают свойства клеток определенного типа в зависимости от органа или тканей, к которым принадлежат. В результате каждая клетка активизирует именно ту часть содержащейся в ней генетической информации, которая соответствует ее месту и функции в организме. Вся их жизнедеятельность направляется на поддержание целостности и здоровья организма, «для себя» они получают лишь необходимое. Клетки словно «осознают», что являются частью более сложной системы, им известно, в чем нуждается тело, и что они могут для него сделать; они согласуют и соразмеряют свое существование с потребностями этой системы.

В противном случае тело не могло бы существовать. Биологи часто говорят, что у каждой клетки есть свой «разум», однако только их «альтруистическое» объединение создает условия для возникновения чего-то большего – нового существа, цельного организма, разум которого находится на качественно иной ступени развития.

«Эгоистично» ведут себя лишь раковые клетки, которые в отличие от здоровых не подчиняются достаточно широкому спектру законов и ограничений. Запуская механизмы неподконтрольного саморазмножения, они уничтожают окружающие клетки, создавая тем самым свободное пространство для своего роста. Они стимулируют ближайшие кровеносные сосуды к врастанию в образовавшуюся опухоль, чтобы подпитывать ее, и таким образом заставляют работать на себя весь организм. Однако эти изощренные способы, которые используют клетки-убийцы, овладевая системой-телом, ведут не только к разрушению организма, но и к их собственной гибели.

Впрочем, и клетки способны к «самопожертвованию»: в случае генетических деформаций, чреватых превращением здоровой клетки в раковую, они активизируют механизм самоуничтожения, «отказываются» от продолжения своего существования ради «общего блага» – интересов всего организма [16].

Сложнее обстоит дело в биоценозах, где выше степень индивидуации, желания существовать, «эгоизма» и, соответственно, внутривидовой и межвидовой агрессии. Но даже аморальная, с точки зрения человека, борьба за существование, в конечном счете, обеспечивает «здоровье» природной системы и возможность ее дальнейшей эволюции. В отличие от человека, который на охоте всегда убивал наиболее сильных и здоровых особей, волки, например, как и другие хищники, уничтожают, прежде всего, больных и слабых и тем самым неосознанно регулируют рост и генофонд различных популяций.

Чрезмерный рост животной популяции и переполнение экологической ниши приводит к ослаблению важнейших инстинктов – продолжения рода и самосохранения. Например, если мыши размножаются в ограниченном пространстве, то на определенном этапе вступают в действие механизмы самоотторжения: плодовитость снижается до уровня, допустимого для выживания группы [17]. Возникает и так называемый феномен леммингов: сухопутные животные массами гибнут, добровольно бросаясь в воду, киты и дельфины выбрасываются на берег, совершая своего рода «самопожертвование» в целях сокращения и выживания своей популяции.

Устойчивость биоценозов обеспечивается механизмом отрицательной обратной связи, который описывается с помощью известной математической модели «волки – зайцы»: с увеличением численности волков в занимаемой ими экологической нише критически сокращается количество зайцев, что приводит к вымиранию волков, лишившихся кормовой базы, а в результате – снова приводит к росту поголовья и волков, и зайцев.

Таким образом, разрушительная, «эгоистическая» активность одних видов регулируется либо разрушительной активностью по отношению к ним со стороны других видов, либо тем, что среди особей, принадлежащих к данным видам, запускаются внутренние программы саморазрушения, или, наконец, тем, что чрезмерная экспансия останавливается из-за отсутствия ресурсов. Эти жестокие по отношению к отдельным особям процессы выполняют важную задачу – воспроизводят и увеличивают совокупную устойчивость экосистемы.

С этой точки зрения природа предстает перед нами не как арена «борьбы за место под солнцем», а как единый, огромный саморегулирующийся и самоорганизующийся организм, в котором гармония поддерживается за счет функциональной взаимосвязи и взаимозависимости отдельных частей. Каждая из них выполняет свои «эгоистические» программы, но в определенных пределах – постольку, поскольку это работает на поддержание целого, не противоречит интересам всей системы.

Именно в таком качестве природа стала в последнее время открываться науке. Например, Дж. Лавлок, британский специалист в области газовой хромотографии, на основании исследований атмосферы Земли, предложил гипотезу (гипотеза Геи), согласно которой Землю (Гею) можно определить как «сложный организм, включающий в себя земную биосферу, атмосферу, океаны и почву, целостность, составляющую обратную связь, или кибернетическую систему, которая ищет оптимальную физическую и химическую среду для жизни на этой планете», «живую целостность», способную управлять составляющими ее частями [18]. Его выводы дают основание предположить, что существует некое духовное разумное начало, которое поддерживает состояние гомеостаза.

Вместе с тем механизмы, с помощью которых природная система саморегулируется, поддерживает свое внутреннее равновесие, действуют, как уже говорилось, достаточно жестко и жестоко. Восстановление баланса, как правило, происходит за счет наращивания агрессии – агрессии, направленной на себя, или агрессии извне, со стороны другого вида. В этом смысле природа, конечно, не может быть для нас образцом для подражания. Отношения внутри человеческих сообществ и между ними не должны строиться по модели «волки-зайцы», нарушение глобального равновесия системы совсем не обязательно должно восстанавливаться за счет гибели живых существ. Интегративная, альтруистическая сила в природе работает, выполняя свою системообразующую функцию, но механизмы, с помощью которых достигается важнейшее качество системности, утрачивают изначальное совершенство.

Впрочем, альтруистическое начало временами предстает и в своем «чистом» виде, причем не только в человеческом обществе. Современные этологи, изучающие поведение высших животных и птиц, отмечают, как широко представлены в живой природе черты поведения, которые традиционно было принято считать чисто человеческими, описывают случаи биологически нецелесообразных поступков, которые вполне допустимо охарактеризовать как альтруистические в полном смысле этого слова.

Множество таких примеров приводит, в частности, исследователь Ф. де Вааль в своей книге «Добродушие. Происхождение добра и зла у людей и животных» [19]. Наблюдения показали, что обезьяны склонны проявлять участие и заботу о себе подобных. В ходе одного из экспериментов две обезьяны были разделены прозрачной перегородкой. Каждой пища выдавалась в разное время, и обе они пытались передать ее друг другу сквозь перегородку. Обезьяна-инвалид сумела прожить два десятка лет в тяжелых климатических условиях и даже вырастила пять детенышей лишь благодаря помощи со стороны остальных особей. Обезьяна с ограниченными умственными и моторными способностями выжила благодаря своей взрослой сестре, которая очень долгое время носила ее на спине и защищала. Самка, потерявшая зрение, удостоилась особого «покровительства» со стороны мужских особей стада. Такие же поведенческие паттерны присущи и многим другим животным. Дельфины помогают своим раненым сородичам и держат их близко от поверхности, чтобы предотвратить фатальное погружение.

Биологам хорошо известна роль коллективистского начала, взаимопомощи в организации жизни пчел, муравьев, млекопитающих, птиц и других представителей фауны нашей планеты. Таким образом, даже в природе суровый закон естественного отбора, «отбраковывающий» все слабое и нежизнеспособное, срабатывает далеко не во всех случаях, отношения между особями строятся на гораздо более сложных основаниях.

Сходные проявления альтруистического поведения обнаруживаются у предлюдей и первых сапиенсов – неандертальцев, которые, возможно, (по этому вопросу мнения ученых расходятся) и не являлись прямыми предками человека современного типа (homo sapiens sapiens). Историки, изучающие первобытное общество и антропологи давно опровергли известную формулировку английского философа XVII в. Т. Гоббса, который определил отношения первобытных людей как «войну каждого против всех». Напротив, оптимальные возможности для выживания были у внутренне сплоченных сообществ, где лучше была организована взаимопомощь и сотрудничество. На протяжении большого отрезка времени: от появления австралопитеков до неоантропов, – утверждалась особая форма отбора, которую называют грегарно-индивидуальной. Ее суть заключается в том, что преимущества в конкурентной борьбе получала та человеческая общность (протообщина), в которой лучше были отработаны кооперативные, коллективистские отношения. Как ни парадоксально это звучит, но именно коллективизм открывал возможности для увеличения разнообразия индивидуальных качеств. Почему? Дело в том, что во внутренне сплоченных общностях, благодаря коллективному началу, ослабевало давление биологического отбора. В результате физически слабые или больные особи, но с развитым интеллектом, способные к нестандартному поведению, сложным трудовым операциям, передаче информации, получали шанс выжить и передать потомкам свой опыт. Разумеется, этот шанс был не очень велик: в первобытных обществах (даже современных) численность часто регулируется за счет умерщвления стариков, больных и младенцев. Но в условиях «классического» отбора они были бы заведомо обречены на гибель [20].

Вещественные доказательства такого «противоестественного», биологически бессмысленного поведения сохранились на стоянках в Шанидаре [21], Ла Шапелли [22] и др., где археологи находят останки, казалось бы, «бесполезных» инвалидов, которые на протяжении многих лет жили только благодаря заботам соплеменников.

Как следует оценивать такие поступки в природных и древнейших человеческих сообществах, представители которых явно действовали в большей степени инстинктивно, чем осознанно? Что это – случайные сбои биологических программ или некая закономерность? Сравнительно недавно была выдвинута гипотеза о существовании особого гена альтруизма. Разработан целый ряд гипотез, объясняющих мотивации альтруистических поступков преимущественно с биологической точки зрения. Согласно концепции «группового выбора», альтруизм отвечает интересам не только всего сообщества, но и того, кто действует во имя общего блага: альтруист пользуется плодами своего благородства наряду с остальными. Сторонники теории «родственного выбора» полагают, что поддерживая родственников, имеющих схожие гены, животное или человек косвенно способствуют сохранению и воспроизводству собственных генов. В соответствии с теорией «обоюдности» альтруизм мотивирован ожиданием вознаграждения со стороны сообщества – согласно римской поговорке «do ut des» – «даю, чтобы ты дал». И, наконец, альтруизм рассматривается как средство, с помощью которого можно «показать себя» – продемонстрировать свои достоинства (храбрость, ум и т.д.).

Представители социобиологии полагают, что альтруистические формы поведения формировались и генетически закреплялись в процессе эволюции, благодаря механизмам дарвиновского естественного отбора, поскольку давали селекционные преимущества. В рамках теории геннокультурной эволюции это распространяется и на человека, который рождается, имея готовый набор не только врожденных инстинктивных реакций, но и диспозиций (предрасположенностей) к определенным моделям поведения. Ведущие социобиологи М. Рьюз и Э. Уилсон отстаивают точку зрения, согласно которой способность и потребность человека поступать морально имеет генетическую основу: врожденные диспозиции, пишет М. Рьюз, «побуждают нас мыслить и действовать моральным образом. Я полагаю, что поскольку действовать сообща и быть «альтруистом» – в наших биологических интересах, постольку биологические факторы заставляют нас верить в существование бескорыстной морали. То есть: биологические факторы сделали из нас альтруистов» [23].

Тайна альтруизма еще не разгадана наукой, однако вполне очевидно, что это одна из универсальных программ, присущих и высшим животным, и некоторым видам птиц, и человеку. Гораздо более сложный вопрос – как эта программа, представляющая собой на инстинктивном (или генетическом) уровне лишь некую потенцию, реализуется в жизни популяций и человеческих обществ?

В этом отношении человеческие сообщества в принципе имели и имеют гораздо больше преимуществ по сравнению с природными. В социуме, представляющем собой качественно иной, более высокий тип организации, чем биоценоз, проявляется сознательное, разумное начало, благодаря которому постепенно формировались и постоянно наращивались надбиологические, надприродные – социокультурные программы. Социокультурные программы надстраивались над базовыми, биологическими, трансформируя их и, соответственно, преобразуя поведение человека, уводя его все дальше от суровых законов природной жизни.

Социум, во всяком случае, потенциально, создает условия для поддержания гармонии иными, чем в природе, средствами для оптимального развития альтруистического начала. Культура, казалось бы, освободила человека от давления биологического отбора: совершенствовалась материальная база, обеспечивая растущее население пищевыми и энергетическими ресурсами; совершенствовались механизмы сдерживания агрессии, конкуренции, столкновения «эгоизмов» в обществе. Наконец, культура дала идею альтруизма как высшей ценности.

Тем не менее, исторический опыт и повседневная жизнь убеждают нас в том, что человеческий эгоизм может быть поистине безграничным – неизмеримо большим, чем «биологический эгоизм» животных, которые, в конечном счете, неосознанно стремятся лишь к выживанию и продолжению рода. К.А. Тимирязев остроумно отметил, что вся разумная деятельность человека есть «борьба с борьбой за существование», но результатом этого явилось современное разъединенное, «атомизированное» общество и разъединенный, утративший внутреннюю цельность человек. Перефразируя известный афоризм Ларошфуко, можно сказать, что альтруизм похож на привидение: все о нем говорят, но мало кто его видел. Действительно, большое число людей способно на альтруистические поступки и спорадически совершают их, однако это отнюдь не главная тенденция, определяющая жизнь каждого отдельного общества и человечества в целом. В этих сферах альтруизм в значительной степени лишается не только своей «чистоты», но и интегрирующей, системообразующей силы.

Не случайно на сегодняшний день не удалось создать универсальную эволюционную теорию на основе идеи коэволюции: механизмы кооперации гораздо лучше прослеживаются в неживой и живой природе, чем в человеческой истории. Для того чтобы понять, как в Природе сложился механизм саморегуляции и скоординированности, и почему он проявляется столь несовершенно, дает сбои в человеческом обществе, особенно современном, нужно дать общее преставление о принципах взаимодействия двух разнонаправленных сил и структуре мироздания.

[15] G. Chew, Gell-Mann M., Rosenfeld A. Strongly interacting particles // Scientific American. Vol. 210. February 1964. P. 93. Цит. по: Капра Ф. Дао физики. С. 348.

[16] Интересный материал на эту тему см.: Гордеева А.В., Лабас Ю.А. Одноклеточные альтруисты // Новая цивилизация. Междисциплинарный научно-практический сборник. Самара, 2007. С. 70-84. Александров Ю.И. Системогенез нейронов // Там же. С. 85-96.

[17] Арманд А.Д. и др. Анатомия кризисов. М., 1999. С. 185.

[18] Lovelock J. Gaia: A New Look at Life on Earth. Oxford Univ. Press. Oxford, 1979. P. 11, 9. Цит. по: Козолупенко Д.П. Гипотеза «Gaia» – предупреждение современникам // Биология и культура. М., 2004. С. 364.

[19] Good Natured: The Origins of Right and Wrong in Humans and Other Animals. Cambridge: Harvard University Press, 1996.

[20] Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории. М., 2001. С. 144-145. История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза. М., 1983.

[21] Шанидар – пещера в Иракском Курдистане, в которой были обнаружены останки неандертальцев. Примерный возраст находок 50-70 тыс. лет. В Шанидарской могиле был погребен мужчина 45 лет (рекордный по тем временам возраст) которому в молодости ампутировали правую руку и позднее получил серьезную травму головы. Оба этих недуга были успешно вылечены.

[22] Ла-Шапель-о-Сен (La Chapelle-aux-Saints), деревня на Ю. Франции, в 40 км к Ю.-В. от г. Брив (департамент Коррез), близ которой в одном из гротов на склоне возвышенности в 1908 обнаружено хорошо сохранившееся погребение неандертальца – мужчины, лежавшего в позе спящего с подогнутыми ногами на дне небольшого углубления. Неандерталец принадлежал к группе западно-европейских, или классических, неандертальцев (т. н. шапельцы).

[23] Рьюз М. Эволюционная этика: здоровая перспектива или окончательное одряхление? // Вопросы философии. 1989, № 8. С. 39. См. также: Рьюз М., Уилсон Э. Дарвинизм и этика // Вопросы философии. 1987, № 1. С. 101.