Глава 2. Допрос
7461 день до Конца Света – 18 июля 1992
Санкт–Петербург
– Лунин!
Миша подскочил на каменном холодном полу. Уже наступил день. Минут десять назад ему удалось задремать. Всю ночь он провел в камере с Мухой и еще тремя малолетками. Было холодно и страшно. Полная неопределенность. Он всегда знал, что это когда-нибудь произойдет. «Может, это и к лучшему. Теперь точно завяжу. Главное, чтобы в колонию не отправили. Нет, не смогут. Отец обязательно отмажет»
– Лунин!!!
– Да. – Миша, нехотя, повернулся. Его глаза были красными от бессонницы.
– Вставай, пошли со мной. – Дверь в камеру открылась, в глаза ударил яркий дневной свет. – Иди вперед.
Мишу привели в кабинет. За столом сидел усталый усатый мужик в штатском. Слева от него на стене висела большая карта города, размеченная какими–то значками. Он вяло посмотрел на карту и зевнул.
– Из Ручьев, значит, – сказал он. Затем, как будто собравшись с силами, потянулся, выпрямился на стуле, и произнес грозным голосом: «садись».
– Миша сел.
– Фамилия?
– Лунин.
– Имя, отчество?
– Михаил Александрович.
– Год рождения?
– 16 февраля 1976 года.
– Что делал в квартире?
– Я в гости зашел к другу, – выдал Миша свою домашнюю заготовку.
– Какому другу?
– Князю, Князеву Вовке.
– Чья квартира?
– Еременко, кажется. Сергея Еременко.
– Откуда с Князевым знаком?
– Мы в школе вместе учились. Я потом в 470-ю, физико-математическую, перешел. А он – еще раньше в ПТУ.
– Наркотики употребляешь?
– Нет.
– А это что? У тебя в кармане лежало. – Усатый показал пакет.
– Не знаю. Это не мое.
– Не твое?! Ты знаешь, что тебе только за ношение срок полагается! – Он со всей силы стукнул кулаком по столу.
Мишу всего трясло. Он не знал уголовного кодекса и не мог оценить правдивость слов Усатого. Но, попав в шоковую ситуацию, и не пытался что–то оценивать. Все мысли из головы улетучились. Максимум, на что он был способен в данный момент, – отвечать на задаваемые вопросы «да», «нет», или дать исчерпывающий ответ из трех–четырех слов. Усатый, конечно, это понял.
– Кто тебе продавал наркотики?
– Какие наркотики? – У Миши оставался совсем небольшой запас сил, чтобы сопротивляться.
– Или ты говоришь, у кого покупал траву, или сейчас отправляешься в колонию. Ты понял?! – заорал мужик. – Я лично тебя туда отвезу! С родителями не успеешь попрощаться. Они сейчас, наверное, тебя по всему городу разыскивают. По моргам.
Нервы Мишы не выдержали. Он расплакался. Усатый выдержал паузу и поднес ему стакан воды.
– Ладно, Лунин. Давай так – ты мне говоришь, кто продавал, а я постараюсь тебя отсюда выпустить как можно раньше. Поставим на учет. И все. За чистосердечное признание.
В этот момент в дверь постучали.
– Да, – раздраженно прокричал Усатый. Ему только что обломали примененный им впервые на практике метод под названием «хороший полицейский – плохой полицейский». О методе он узнал несколько дней назад из какого–то американского боевика, и сам сейчас с блеском сыграл обе роли. Ему не хватило нескольких минут, чтобы расколоть Мишу. Дверь открылась, за ней показался молодой парень в милицейской форме.
– Вениамин Прохорович, можно Вас на минуточку?
– Ну, что там еще? – Усатый недовольно встал и подошел к парню. Они о чем–то шептались. Миша пил воду.
Луценко Вениамин Прохорович: 39 лет. Сотрудник отдела по борьбе с наркотиками. Регулярно выполняет план по изъятию. Сам не принимает. Сверхплановое сбывает. Считает удачей задержание детей состоятельных родителей. За таких можно получить откуп. Любимый фильм – «Рокки 4»
Через пару минут Усатый вернулся. Сел за стол. Почесал затылок.
– Повезло тебе, Лунин, с отцом. Человек он! С большой буквы «че»! Не то, что ты! А я и не знал. Отпущу тебя. К такому отцу на перевоспитание – не грех. И совесть моя чиста. Отцу скажи, чтобы зашел ко мне на днях. Очень хочу с ним лично познакомиться. Он поймет. Луценко моя фамилия. Запомнил?
– Да.
– Все, ступай. Вещи не забудь забрать. Он тебя на улице ждет, – Усатый ощупал Мишу испытующим взглядом и попытался улыбнуться. Ничего эстетического из этой затеи не вышло.
Миша вышел на улицу. Он сразу увидел отца и заплаканную маму. Они сидели недалеко в машине. Мама увидела его, подбежала и обняла.
– Мишенька, ну как же так?! Ну, чего тебе не хватало? Ты не стесняйся. Скажи. Мы все для тебя сделаем, – мать снова расплакалась.
– Катя, я же просил, – сердито сказал подошедший отец.
– Да ну тебя! – она отошла в сторону, отвернулась и вытирала платком потекшую косметику.
Лунин Александр Владимирович: 42 года. Юрист. Во время августовского путча в 1991 году поехал в Москву защищать Белый Дом, в котором находился Президиум Верховного Совета. В последние полгода серьезно занялся политикой. Демократ.
Лунина-Заславская Екатерина Николаевна: 40 лет. Имеет два высших образования. Домохозяйка.
Домой ехали молча.
– Мишенька, ты голодный? Я твой любимый грибной суп приготовила.
– Не, я не хочу, мам. Я спать пошел. Они меня всю ночь в камере держали.
– Хорошо, сыночек. Конечно. Я тебе постелю.
Миша дошел до кровати. Лег и сразу уснул. Родители шептались на кухне.
– Это все твое воспитание! – тихо говорил рассерженный отец. – Избаловала его. Ему 16 лет. Я в 16 лет уже с родителями не жил. Сам всего добивался. А он привык, что все у него есть. Если что – родители все сделают. Наркотики – это бегство от действительности. Для слабохарактерных. Что–то не получается, они сразу к наркотикам.
– Мое воспитание?! – негодовала мать. – Да ты вообще никаким воспитанием не занимаешься! Тебе важна только твоя политика. На семью тебе наплевать. Ты когда последний раз с сыном разговаривал? Интересовался, как у него дела?
– Ты мою политику не трогай. Если бы все сидели дома, никакой демократии в стране бы не было.
– Какой демократии?! Это не демократия, а анархия. Одни бандиты. Сначала мы растим этих бандитов, а потом пытаемся их перевоспитывать. Но уже поздно. Воспитанием нужно с детства заниматься.
– Результат твоего воспитания провел сегодня ночь в КПЗ!
– Разговаривать с тобой по–человечески невозможно. Ты ведешь себя, как ребенок. Не видишь или не хочешь видеть то, что происходит вокруг. Иди, сражайся с ветряными мельницами. Твой друг Ельцин всегда поможет…
Миша проснулся под вечер. Поел суп. Дома был только отец.
– Миша. Я с тобой поговорить хотел.
– Давай. Только без нравоучений, если можно. Мне и так хреново.
– Давно ты это…?
– Полгода. Это несерьезно. Баловался немного. Все. Хватит, – отрезал Миша.
– Хорошо. Я не буду с тобой говорить о том, что произошло. Ты уже взрослый. Сам все понимаешь. У тебя все есть – способности, отличные родители, которые тебе всегда помогут. Весь мир перед тобой открыт. Не делай глупостей, о которых будешь потом жалеть всю жизнь.
– Тебя, кстати, Луценко просил к нему зайти.
– Хорошо, забудем об этом случае. Мы с мамой тебе полностью доверяем. Ты попал под влияние плохой компании. Я могу это понять. Все зависит от окружения. И я постараюсь тебе помочь.
– Как помочь?
– Именно об этом я и хотел поговорить. Страна наша сейчас развивается. Мы строим новое общество, в котором нам не будут диктовать, что делать. Каждый будет сам для себя все решать. Это настоящая свобода личности. Понимаешь? Но демократию нужно поддерживать и защищать. Кое–кому это не нравится. Они пытаются тянуть нас назад. В Москве сейчас все главные события происходят. Мне предложили перевестись туда. Мы с мамой подумали и решили, что так всем нам будет лучше. Короче говоря, на следующей неделе переезжаем в Москву.
– Я не поеду.
– Как не поедешь?
– Зачем мне Москва? Мне и тут хорошо. Что я там делать буду? У меня друзья в Питере.
– Видели мы твоих друзей!
– Это мое дело, с кем дружить! – Миша встал из-за стола.
– Не дури. Ты и так уже дел натворил!
– Я никуда не еду.
Он ушел в свою комнату, демонстративно хлопнув дверью. Лег на кровать. Нажал на кнопку магнитофона.
Группа крови на рукаве. |
К горлу подступили слезы. «Это правда. У меня и друзей–то нормальных нет. Я ведь и наркотики эти чертовы стал употреблять из-за одиночества. А что мне было делать?», – думал Миша. Он всегда боялся себе в этом признаться. Мир рушился. Точнее говоря, Миша осознал, что и рушиться нечему. Это было еще страшнее. А тут еще этот странный разговор по телефону. Он как будто разделил его жизнь на две части. То, что он еще вчера считал вечным, всего этого на самом деле просто не существовало... Он пролежал полчаса, переводя отрешенный взгляд с чемпионского состава «Зенита»–84 на висевшую рядом на стене фотографию Виктора Цоя. Кассета закончила играть. Он полежал еще немного в полной тишине. Потом вышел на улицу.
Во дворе никого не было. Решил поехать в центр. Он любил гулять по Невскому. Это успокаивало. Вышел у Гостиного Двора. Пошел в сторону Дворцовой Площади. Масса людей, по каким–то неуловимым законам, разделялась на части, затем снова сливалась, перекатывалась с одной стороны улицы на другую и обратно, застревала на светофорах, топила его в своем встречном потоке, потом выбрасывала наружу, снова подхватывала сзади течением и оставляла через какое–то время. Мише это нравилось. Он прощался с городом, хотя и гнал от себя эту ужасную мысль.
– Лунин!
Миша обернулся и увидел Кирпича. Кирпич жил в Ручьях и был одним из предводителей местных гопников. Когда–то Князь познакомил Мишу с Кирпичом. Это давало почти стопроцентную гарантию безопасного нахождения в районе Ручьев. Не раз знакомство с Кирпичом спасало Мишу. На вопрос «кого знаешь?», можно было гордо ответить «Кирпича!». В большинстве случаев этого было вполне достаточно.
– Здорово.
– Я слышал, вас с Князем менты замели, – Кирпич шепелявил. Вообще, кличка Кирпич идеально подходила для описания его внешности и внутреннего мира. Каждый раз, услышав эту кличку, посторонний человек мог долго удивляться, как же он сам не догадался.
– Да, было дело.
– Князя скоро отпустят. Но ему срок грозит. Он на тебя очень зол. Говорит, что ты их сдал ментам.
– Неправда! Я никого не закладывал. Зачем мне это нужно? Сам подумай.
– Правда, неправда. Мое дело тебя предупредить. У Князя с башкой не лады. Это факт известный. Ты с ним лучше не связывайся. Ему один раз Архимедыч не доплатил, так он его чуть до смерти не забил.
– А что мне делать?
– Не знаю. Свали куда–нибудь, пока он не остынет.
– А сколько он обычно остывает?
– Не знаю. Пару лет.
– Ладно. Спасибо за информацию.
Кирпич исчез. Миша застыл посреди улицы. Его задевали прохожие. «Эй, ты что, заснул?», – закричал кто–то. Миша вышел из оцепенения. Решение было принято. Развернулся. Поехал домой.
– Па, ты дома? – закричал он с порога.
– Дома.
– Если в Москву ехать, то сегодня…