В нас плещется море желаний. Откуда пошло это разделение на множество частей, степеней, граней, форм и т.д.? Дело в том, что свет, который весь – отдача, входит в желание, которое по природе своей – получение.
Свет и желание соединились между собой противоположными свойствами во время разбиения, и в итоге все светá включились во все частные желания, составив несчетное число комбинаций. Отсюда проистекают различия, грани понимания, постижения и анализа, многообразие цветов и звуков, вкусов и запахов… Всё пошло от различных сочетаний, возникающих при спряжении между светами и желаниями.
И именно благодаря этому множеству мы раскрываем Творца. А иначе мы ощущали бы себя на дне неживого уровня в Малхут мира Бесконечности.
Многогранность позволяет нам снимать слой за слоем, проявлять суть, выверять различия между всевозможными комбинациями светов и сосудов. Так мы и начинаем раскрывать Творца напротив творения – от "сущего из ничего" переходим к "сущему из сущего", "размечаем" сосуд и свет, свет и тьму. Такова наша работа. И потому каждое мгновение в духовном мы производим миллиарды исправлений, добираясь до мельчайших деталей.
Это все равно что рассортировывать материю нашей Вселенной. Казалось бы, необъятная по времени задача – но нет. Ведь взаимовключение позволяет нам работать сразу во всех направлениях, так что даже одно малое действие порождает миллиарды следствий во всей Малхут.
Сегодня эта картина еще скрыта от нас, но в дальнейшем мы будем выявлять и распознавать всё более деликатные, всё более глубокие элементы. Такая возможность у нас появится, когда мы начнем проводить различие между отдачей и получением в каждой части.
Ведь только исправленное желание я могу воспринять в его духовном виде – как одно из 613 желаний, на которые делится сосуд. А до исправления передо мной просто "эгоистический монстр", Фараон, которого не разложишь на части, в котором почти ничего нельзя рассмотреть. Пока не придет свет, я не смогу нащупать какое-либо желание, не увижу, как задействовать его на отдачу поверх своего эгоизма, не разгляжу отдельных его граней. Максимум, что я ощущаю в Египте, – это десять казней…