Сегодня меня не устраивает творение, которое я вижу перед глазами. Что же способно изменить это впечатление?
Реплика: Свет.
Но если свет наполнит меня, приятное ощущение затмит проблемы всех остальных: "Какое, в сущности, мне до них дело? Пускай весь мир горит огнем. Да, он страдает. Да, он агонизирует. Всё верно – ну и что?.."
В действительности я безучастен, пока не вижу связи между страданиями мира и своим собственным состоянием. Если мне лично хорошо, то Творец в моих глазах добр и творит добро. Что же касается боли других, ее значимость зависит от того, насколько я способен чувствовать мир.
К примеру, если страдают мои ненавистники, Творец для меня – верх совершенства. Говоря иначе, Его доброту я оцениваю не по их ощущениям, а по своим. И тогда получается, что беды врагов радуют меня: "Так им и надо! Поддай еще немного!" Таков мой критерий блага Творца – критерий не абсолютный, а пропущенный через личные чувства, сотканный картиной, которая во мне обрисовывается.
Но тогда почему простой человек все-таки страдает, видя боль других?
Реплика: Потому что боится, что их боль перекинется и на него.
Верно. Он боится за себя.
Отсюда вывод: если бы у меня не было эгоистического желания, я не сопереживал бы страданиям ближних, поскольку не страшился бы сходной участи. А значит, эгоистическое желание помогает нам разделять боль других – то есть действует как бы вопреки собственному естеству. Мне нет до них никакого дела, но если их злоключения грозят затронуть и меня, то я сострадаю им.
А с другой стороны, ясно, что если я избавлюсь от взаимоотношений с ними, если вознесусь над человечеством, то буду равнодушен к его страданиям. "В конце концов, Творец мне – отец родной. Так пускай поднимет меня к себе. Там мы будем с Ним вместе, и тогда – что мне до остальных?" Избавившись от эгоистического желания, я лишусь и угрозы возможных страданий.
Так может быть, заключить с Творцом договор: "Я выполняю все Твои заповеди, всё, что скажешь, – и мы с Тобой постоянно находимся на связи". В таком случае муки мира будут мне глубоко безразличны.
Выходит, чем сильнее мое желание и чем крепче моя связь с Творцом, тем дальше я от мира. Я просто не чувствую происходящего с людьми: они страдают, а я непробиваем, безучастен, и всё тут.
Что же сделать, чтобы я, наоборот, сопереживал страданиям ближних? Для этого мне надо почувствовать себя далеким от Творца, или вообще, отрезанным от Него – и зависящим, подобно остальным, от всевозможных обстоятельств, над которыми я не властен.
Вот потому-то мы и погружаемся в кризис – чтобы ощутить свою зависимость от некоей неведомой силы. По той же причине происходит отход от религии. Ведь иначе человек не может сострадать другим, не ставит себя в зависимость и от них тоже. Эгоистическое отношение к Творцу, не пропущенное через любовь к ближнему, как к себе, не направленное от любви к творениям на любовь к Нему, а напротив, личное, "собственническое", поддерживает во мне уверенность, что всё в порядке, что я всё делаю правильно. А другие – не моя забота.
Если же я теряю связь с Творцом в ощущении, то оказываюсь всё более зависимым от других и вынужден налаживать связь с ними, а уже через ближних – с Ним. Ведь все мы подвергаемся опасности, все испытываем угрозы, откуда бы они ни исходили, будь то окружающая среда, финансовая система или духовные изъяны. Человек обнаруживает всю шаткость своего состояния, всю свою зависимость – но уже не личную зависимость от Творца, а пропущенную через общее целое.
Вот почему современное положение дел подвигает нас к исправлению.