Народ Израиля должен выполнить свою миссию, и потому мы находимся в особо опасном состоянии.
Сейчас мы выходим на передний план исторической сцены.
И хотя мы всегда были "на прицеле", но сейчас – как никогда прежде...
Реплика: Несмотря на то что единство должно быть общим знаменателем нашего народа, он все-таки нашел себе еще одну причину для разобщения в спорах о необходимости наземной операции в Газе.
Обстрел продолжается. Одностороннее прекращение огня не дало результатов, но даже это не побудило мир встать на нашу сторону.
Нам бы хотелось услышать голоса о том, что мы очень старались, а теперь вынуждены действовать решительно… Но нет, нас по-прежнему не любят, хотя, казалось бы, какая страна позволила бы врагам нападать на своих мирных граждан?
Мало того, в правительстве обнажился раскол: заместитель министра обороны был уволен премьером за резкую критику нынешней политики. Да и вообще, министры по-разному оценивают ситуацию. Ясно, что согласия меж ними нет.
Если раньше войны заставляли нас сплоить ряды, то сегодня мы разобщены под ракетами. Что же должно случиться, чтобы мы объединились по-настоящему?
Проиллюстрирую эту ситуацию примером из жизни. Во время ракетной тревоги к нам бомбоубежище зашла незнакомая женщина, которую сирена застала возле нашего дома. На входе она засомневалась, не вернуться ли ей назад, поскольку она не заперла машину, в которой осталась сумка с кошельком.
По сути, она не была уверена, чего ей больше бояться: реальной ракеты, летящей по направлению к нам, или гипотетического вора, который возьмет ее сумочку.
Так кого мы больше боимся: себя или внешних врагов? Такая вот больная дилемма.
Возвращаясь к ситуации с безопасностью: снова и снова мы выступаем в незавидной роли тех, кто вынужден стрелять по району с гражданским населением, среди которого враг хранит свой арсенал. И каждый раз нас обвиняют в жертвах. Что бы мы ни делали, как бы ни старались сберечь жизни людей, это не находит понимания.
В результате создается парадоксальная ситуация: мы не можем не защищаться, но когда защищаемся, нам как-то неловко. И выхода нет, все равно в итоге мы останемся виноватыми.
Более того, если раньше можно было говорить о единстве в час беды, то сегодня многие указывают на то, что в народе нет единства, нет консенсуса. Даже "ракетного пресса" мало, чтобы сблизить, спаять нас между собой, как бывало раньше…
М. Лайтман: Полагаю, в этот раз народ действительно реагирует на происходящее иначе, по-новому. И дело тут не в характере нынешнего конфликта. Разумеется, отношение мира к еврейскому государству ухудшается, а евреи за рубежом не желают быть связанными с Израилем, чтобы избежать направленных против него обвинений.
Что же касается самого Израиля, здесь очень велик раскол в народе. Раньше в войнах все, по необходимости, объединялись и старались воздерживаться от критики, даже боялись высказывать ее, поскольку это сулило всеобщий остракизм. Но сегодня народ испытывает безответность, бессилие, безвыходность, сознаёт отсутствие кардинального решения. Когда-то нам казалось, что оно есть, а теперь ясно, что нет.
И это подводит народ к совершенно иному состоянию. Впервые мы обнаружили, что столкнулись с врагом, против которого у нас нет оружия. Хуже того, у нас нет оружия против собственного внутреннего врага. В отсутствие общего решения для народа Израиля в земле Израиля, люди разделяются, и каждый ищет частное решение для себя.
А тем временем, хотя, возможно, они еще не хотят задаться вопросом о главном, но впервые вопрос этот пробуждается внутри. Ведь, судя по всему, у нас здесь нет будущего. Логически рассуждая, все имеющиеся средства бесполезны, тем более что темп событий ускоряется. Впереди нас ждет ситуация, с которой мы просто не сможем справиться, – мы увидим, что никакого решения ей нет.