Песах. Начало духовного восхождения
М. Лайтман: Песах – это самый каббалистический праздник. Все, что написано о нем, говорит о личной духовной работе человека. И я это ощутил.
Через два месяца после того, как я нашел своего Учителя Рабаша, наступил Песах. Я впервые увидел, как серьезные мужчины, которые прошли этот праздник по 50-60 раз за жизнь или больше, были взволнованы подготовкой к празднику.
Их внутреннее волнение передалось мне. Я был среди этих столпов, половина из которых учились еще у Бааль Сулама, такой маленький, начинающий, ничего не понимающий. И я хотел как-то услужить.
Поэтому я сразу же стал расспрашивать, чем можно помочь. Они сказали, что у них не все в порядке с печкой для изготовления мацы, а она для них – самое главное. Я привез большой компрессор, подключил к печке, продул все горелки и потом прочистил железной щеткой. Они потом зажгли ее и остались очень довольны.
Но этого было мало, потому что кирпичи, на которых выпекали мацу, со временем стали непригодны к использованию. Я вызвал специалиста с завода из-под Хайфы, где были печи высотой с 10-этажный дом. Он посоветовал найти хорошие камни. Я сделал все, что мог, нашел, отремонтировал дверцы и все прочее.
А потом я обнаружил, что, несмотря на то, что я понимал законы Песаха, у них были особые законы – огромное количество дополнений, ограничений, очень больших условностей. Это поразило меня. "Так надо – и всё!" О них обычно не спрашивают и выполняют.
Все это исходит из того, что Песах олицетворяет выход человека из эгоизма. Причем, абсолютный выход: отрыв и подъем! Оторвался и улетел в другой мир. Поэтому все законы построены на очень жестких условиях. Мне пришлось это все выспрашивать и выяснять.
Они не хотели мне говорить, чтобы я не усложнял свою жизнь дома. Они мне сразу сказали, что новенькие всегда берут слишком много на себя и потом "прогорают" на этом.
Но я все-таки разузнал все эти законы. Конечно, дома я себя так не вел, это было невозможно – с женой и маленькими детьми, в Реховоте. Тем более что все праздники я намеревался провести в Бней Браке с учениками Рабаша. У меня было желание прочувствовать все самому, ведь они выполняли указания Бааль Сулама, а он придерживался очень больших ограничений.
Меня пригласил на обед мой Учитель, рав Барух Шалом Ашлаг, и я увидел, как у него проводится Песах. После каждой трапезы он выбрасывал тарелку, ложку, вилку в ведро. Все это оставалось там до конца Песаха и не мылось, поскольку, если бы крупица мацы попала в воду, то получилось бы квасное (хамец). Поэтому посуду мыли только после праздника и убирали до следующего года.
Во время трапезы Рабаш посадил меня напротив, но всё, что было вокруг меня, я ощущал как запретную зону – своеобразный забор. Посуда после меня тоже складывалась в отдельное ведро. Но я против этого ничего не имел, я понимал, что это закон.
Таким было мое знакомство с Песахом. Правда, я "переснял" все их обычаи, и мы пользовались этим.
Перед Песахом было очень много работы. Тогда у меня единственного была машина, и мы с Рабашем ездили на рынок покупать кофе к Песаху, тарелки и прочее .
Кроме того, он весь год собирал и откладывал деньги на Песах, и перед праздником ездил по разным местам и смотрел, что ему надо купить: кастрюли, ведра, тарелки, стаканы, причем очень простые. Он очень любил нержавейку и стекло, потому что они чистые, и не признавал никакого пластика.
Причем мясорубки, которые покупались для мяса и для рыбы, тоже должны были быть без пластика. А в наше время очень трудно найти мясорубки без пластиковой шайбы. Поэтому мне приходилось их разбирать и вытачивать где-то такие же шайбы или прокладки из металла: свинца, бронзы и т.д.
Вопрос: У Вас не было ощущения, что это какие-то причуды?
М. Лайтман: Нет, я просто знал, что в нашем мире – это ветви из духовных корней, которые относятся к эгоистическому желанию. Поэтому они полностью отрубаются, и их не используют на Песах, а если и применяют, то в ограниченном виде. Допустим, дерево можно использовать, но нельзя в нем варить, потому что оно впитывает в себя все, что варится.
В общем, существуют тысячи всевозможных ограничений. Например, яйца надо было отваривать заранее на весь праздник, не употреблялись ни помидоры, ни огурцы, ни чеснок. Короче говоря, кроме мяса и картошки, практически ничего не было.
Разрешалось употреблять соль только лишь из Мертвого моря. Перец – натуральный, мы его делали сами. Кофе мы покупали зеленый, который сначала сортировали, потом обжаривали, мололи и после этого употребляли. Во время сортировки проверяли все зерна, не было ли на них следа от червячка. Это очень тяжкий труд.
Вопрос: Рабаш видел, как вам было тяжело перебирать кофе?
М. Лайтман: Да. Однажды, увидев, что я уже не в состоянии продолжать, он взял зернышко и сказал: "Я сижу и проверяю зерна, потому что хочу, чтобы это зернышко было чистым и хорошим, и кофе из него мог выпить мой Учитель". Это, конечно, очень жесткое учение!
Но я не был способен этим долго заниматься! Через минуту после того, как прошло потрясение от его слов, я снова не мог заставить себя продолжать! Это неземные препятствия.
Если бы взять человека со стороны или меня, особенно в те годы, когда я только приехал в страну, и сказать: "Перебирай кофе и ты получишь за это деньги", – я бы делал это правильно и хорошо. А здесь – за то, чтобы услужить своему Учителю, которого я считал великим, и именно потому было так трудно.
Реплика: При этом Песах – глубоко внутренний праздник: отрыв от эгоизма.
М. Лайтман: Дело в том, что все это надо чувствовать. Тогда я был молодым. И даже на второй и на третий год это все еще не настолько входит в человека. Он сопротивляется, не хочет слышать и понимать, хотя ему об этом и говорят.
Так проходит много лет, пока ты начинаешь внимать этому под влиянием света. В течение долгого времени маленькие порции света воздействуют на тебя, и ты постепенно начинаешь все осознавать.
А с начинающего спрашивать невозможно. В самом начале, когда он еще воодушевлен, он может сидеть за этим занятием с утра до вечера. Но я был не таким. Я был с самого начала очень жестким, эгоистичным, с большим сопротивлением.
Реплика: Но это все-таки внутренний праздник, – и столько усилий на внешнее соответствие! Казалось бы, очисть место, думай и работай со своим эгоизмом!
М. Лайтман: Нет. Когда ты выполняешь все эти действия, то ты ощущаешь, насколько они противны тебе, насколько они против твоего эгоизма.
Песах – это олицетворение первой особой стадии: подъема над эгоизмом, с чего начинается все духовное восхождение. Человек это чувствует. В то время как если он накладывает тфилин, надевает талит и выполняет прочие физические заповеди в нашем мире, то ничего не чувствует. Это слишком высокий свет, высокая ступень.
А здесь, когда ты четко знаешь, что это получение, это отдача, тут можно где-то понять, что-то почувствовать. Это очень ощущается, потому что в каждом своем действии ты выполняешь очень простую операцию: отделяешь эгоизм от себя.
И поэтому, насколько четко ты хочешь выполнять всё, настолько ты действительно желаешь отделить от себя эгоизм. Ты накладываешь на земные действия духовное намерение. Хотя оно не имеет отношения к земным действиям, но ты его прикладываешь. Такое действие является олицетворением, знаком духовного намерения. Поэтому оно так важно и так близко нам.
Реплика: У меня такое ощущение, что на уроках вы пропускаете материал Песаха через себя! Вы даже не даете нам говорить между собой, чтобы мы читали и пропускали его через себя.
М. Лайтман: Во-первых, не хватает времени. Во-вторых, это просто надо усваивать. Надо глотать, даже не прожевывая. И поэтому я спешу.
Вопрос: Когда наступают семь голодных лет? Когда в человеке возникает крик: "Спаси и выведи!"?
М. Лайтман: Тогда, когда он чувствует, что его работа над собой бесполезна. Но она не бесполезна, ведь именно она привела его к осознанию безуспешности своих усилий, когда он по-настоящему нуждается через группу в Творце. Но это всё надо показать!
Причем самое главное – увязать всю цепочку от Адама: каким образом происходит работа над эгоизмом, как он видоизменяется, какие метаморфозы он проходит и каким образом, где начинается Песах и где он заканчивается, и что после него.
То есть стадия "Песах" – это отрыв от земли и уход в высшее измерение. Это ступень перехода в духовный мир, который человек совершает, живя здесь, вместе с нами, на этой земле. И потому это так важно.
Вопрос: Вы ощущали внутреннюю работу Рабаша?
М. Лайтман: В очень страшном виде, в очень большом внутреннем напряжении.
Мы уже не ездили ни на море, ни в парк, никуда, – у нас была только одна задача: как откашировать посуду. Для этого мы выезжали на море, я заходил в воду, хотя было очень холодно (иногда в Песах чуть ли не выпадал снег) и окунал посуду. Рабаш не очень-то доверял микве. Он говорил: "На море – нет никаких вопросов". Море – это абсолютно подготовленная вода для традиционного окунания посуды.
Вопрос: Для чего надо так кашировать посуду?
М. Лайтман: Вода олицетворяет собой свет Хасадим, который очищает любые келим/сосуды. А мы окунаем в воду келим, то есть то, с чего едим и чем едим. Окунание олицетворяет собой очищение их от эгоизма.
Вопрос: Был ли у Рабаша страх съесть в Песах что-то не то?
М. Лайтман: Когда я пришел к нему, среди них было трое стариков с очень плохими зубными протезами: сам Рабаш, его младший брат Моше и Илель Гельбштейн, у которого я занимался первые месяцы. Я предложил им: "Давайте я сделаю вам новые протезы". Они так обрадовались: к Песаху совершенно новые зубы.
Тогда Рабаш рассказал мне, как он потерял зубы еще в молодом возрасте. Это случилось на Песах. В субботу принято есть рыбу, поэтому в пятницу Рабаш со своим учеником, американцем Краковским, поехали из Иерусалима в Иерихон, где можно было купить ее.
Приехав туда, они купили рыбу, а когда собрались возвращаться, оказалось, что у них сломалась машина, и они были вынуждены остаться на субботу у арабов в каком-то караван-сарае.
В Иерусалиме пошли страшные слухи: "Где они?! Что с ними?! Пропала такая семья! Рав и его ученики!". А они сидели в Иерихоне и не могли ни выбраться, ни позвонить, ведь это были очень далекие годы, где-то 1935-й год.
Они остались без еды. Песах. Нечего кушать. В углу стояли мешки с лимонами. И это единственное, что можно было есть.
Рабаш рассказывал: "Я ел лимоны, и они казались мне сладкими". После этого у него стали болеть зубы, трескаться эмаль. Настолько силен запрет взять в рот что-то некошерное! Причем была суббота, когда ты ограничен абсолютно всем: не можешь ничего сорвать с дерева, не можешь ничего сделать.
Это Рабаш рассказал мне тогда, когда я ему сделал протез.
На Песах они привозили соль с Мертвого моря. Тогда другой соли вообще не было. Там есть специальная гора, с которой можно было брать относительно чистую соль.
Реплика: Вы рассказывали, что иногда, глядя на Рабаша, вы ощущали, что он проходил страшные состояния.
М. Лайтман: Он был очень скрытным, поэтому практически ничего нельзя было увидеть. Я-то знал его уже много лет, но все равно невозможно определить духовные состояния человека.
Земные состояния мы чувствуем, потому что сами находимся в них. Поэтому по аналогии можно узнать и почувствовать, в каком состоянии находится человек. А духовные состояния – никак.
Вопрос: Что значит Песах для человека?
М. Лайтман: Это личное дело человека.
Но Песах, который справляем мы, желающие оторваться от земного эгоизма и начать работать в духовном мире, является первой системой связи между нами и Творцом.
Мы хотим ощутить Высший мир, его действия, свойства, его воздействия на нас, его реакции на наше воздействие, то есть всю систему мироздания: Творца – с одной стороны, и нас через эту систему – с другой стороны. Песах – значит переход, когда мы выходим (пасах) из отключенного от Творца состояния в осознанное, контактное состояние с Ним.
Вопрос: Выходит, что все свое мы оставляем в стороне: разум, логику и пр.?
М. Лайтман: Это получается естественно под воздействием света. Тут не надо лукаво мудрить. Просто свет воздействует на человека, и человек становится другим.
Вопрос: Тогда, что во мне это желание выйти в Высший мир? Что во мне этот крик, сам выход?
М. Лайтман: Это данность, которая предоставляется человеку, когда он с помощью своих внутренних сил и средств работает над собой и поднимается.