Письмо 25, 1927 г., стр. 81 (Притча о сыне богача)
1927 г., Лондон
Сердечному другу… да светит его свеча.
Ты написал, что не понимаешь новых разъяснений Торы в моем письме, однако они как раз должны были быть понятны тебе. Выровняв путь своей работы, ты, конечно же, поймешь их, ведь потому я и написал тебе о них.
По поводу слов «злоумышления стали для него заслугами» ты сказал, что, возвращаясь к Творцу, человек воочию видит, что Творец принуждал его к провинностям, и вместе с тем всей душой исправляет их, как будто провинности эти совершены им по собственной воле. Тем самым злоумышления и становятся заслугами и т.п. Однако ты еще не добрался до сути. Ведь, в конечном счете, заслугами при этом становятся вынужденные провинности а не злоумышления. А при разборе греха, который совершил Адам Ришон, ты отклонился от пути еще больше, обязав его душу пройти изгнание вследствие вынужденной провинности и представив вынужденную провинность как проступок. Ты оговорил это тем, что не имеет значения, запачкался ли ребенок сам или вследствие действий его отца – ведь в итоге он грязен, и ему необходимо отмыться. Здесь я удивлюсь тому, как из чистоты произошла грязь?
Твои последние слова искренни. Ты зашел в незнакомые места и по привычке взялся пасти стада, тебе не принадлежащие. А потому ты не понял моих слов, относящихся именно к тебе и ни к кому иному. Дай Бог, чтобы слов этих было тебе достаточно, дабы не пасти больше в чужих виноградниках. Сказано в книге Зоар: «Нельзя человеку устремлять взор в то место, которое ему не нужно».
Ты написал, что я скрываю смысл своих слов между строк. Сказано: «многочисленны потребности Твоего народа Израиля» и т.п. Ведь нет для тебя часа, похожего на другой. Сказано: «те, которые увиваются у входа, убегают и возвращаются, а врата не раскрываются». Нет предела смене их состояний. Когда я пишу или произношу слова Торы, я высказываю их для того, чтобы они приносили пользу, по меньшей мере, несколько месяцев, т.е. чтобы становились понятны в подходящие моменты с течением времени. Что же мне делать, если подходящие моменты немногочисленны, если пустоты́ больше, чем тверди, и слова мои забываются?
Разумеется, умозрительным человеческим разумом вообще невозможно разглядеть смысла моих слов, поскольку они говорятся и складываются из букв сердца.
Ты вообразил себе что-то, вошел туда и не смог выйти, поскольку утомился от расчетов. По этому поводу я скажу тебе в общем смысле, что именно тот, кто возвращается из любви, удостаивается максимального слияния, т.е. вершины ступеней. Ну а человек, готовый к грехам, находится на дне пропасти. Таковы две точки, наиболее удаленные друг от друга во всей этой реальности.
На первый взгляд, «возвращение» нужно было бы назвать «совершенством». Однако слово это указывает на то, что всё предуготовлено заранее и каждая душа уже пребывает во всем своем свете, благе и вечности. Только из-за «хлеба стыда» душа вышла из этого состояния путем сокращений, пока не облачилась в мрачное тело. Лишь благодаря ему она возвращается к своему корню, где находилась до сокращения, с вознаграждением от всего ужасного пути, который проделала. В общей сложности, вознаграждение это представляет собой истинное слияние. Иными словами, душа избавляется от «хлеба стыда», поскольку ее сосуд получения превращается в сосуд отдачи, и она уподобляется по свойствам своему Создателю. На эту тему я уже много говорил.
Отсюда ты поймешь, что если падение происходит с целью подъема, оно считается подъемом, а не падением. И действительно, падение это – суть подъем, потому что сами буквы молитвы наполняются от изобилия. Но краткая молитва приведет к сокращению изобилия вследствие недостатка букв. Сказали мудрецы: «Если бы не грешили сыновья Израиля, им были бы даны только пять книг Торы и книга Йеошуа». И достаточно понимающему.
Можно привести этому следующий пример. У большого богача был единственный сын юного возраста. Настал день, когда пришлось отцу уехать далеко от дома на много лет. И испугался богач: как бы сын не растранжирил его имущество на плохие цели.
Поразмыслив, он обменял свое имущество на драгоценные камни, жемчужины и золото. Затем, построив большой подвал глубоко под землей, он спрятал в нем все золотые изделия, драгоценные камни и жемчужины, а также поместил туда своего сына.
Призвав своих верных слуг, он повелел им следить, чтобы сын не вышел из подвала, пока не исполнится ему 20 лет. Кроме того, наказал отец ежедневно спускать сыну еду и питье, но ни в коем случае не давать ему огня и свечей, проверяя, чтобы не было в стенах трещин, через которые в подвал смогут попасть солнечные лучи. А ради здоровья сына, повелел отец слугам ежедневно выводить его из подвала на один час и гулять с ним по улицам города – но под хорошей охраной, чтобы он не сбежал. Когда же исполнится сыну 20 лет, ему подадут свет, раскроют окно и позволят выйти.
Разумеется, горе сына не знало границ. Тем более, что, гуляя по городу, он видел, что вся молодежь ест, пьет и веселится на улицах, без стражи и без отмеренного срока, а он сидит в тюрьме, и мгновения света отсчитываются ему по часам. Если же он пытается убежать, его бьют без тени жалости. А еще более он сокрушен и удручен, поскольку слышал, что его отец сам навлек на него всё это несчастье. А слуги лишь выполняют указания отца. Само собой, сын думает, что его отец самый жестокий изверг из всех, какие только были, – ведь это просто неслыханно.
В день, когда исполнилось сыну 20 лет, слуги, согласно велению отца, спустили ему одну свечу. Молодой человек взял свечу и стал осматриваться по сторонам. Что же он видит? Мешки, полные золота и царских богатств.
Лишь тогда он понял, что отец его поистине милосерден и заботился ни о чем ином, как о его благе. Сын сразу понял, что слуги, конечно же, позволят ему свободно выйти из подвала. Так он и сделал: вышел из подвала – и уже нет охраны, нет жестоких слуг, а он богаче всех богачей земли.
Однако в действительности не случилось ничего нового. Просто выясняется, что он изначально все дни своей жизни был большим богачом. Правда, в собственных ощущениях он всю жизнь был беден, убог и повержен на самое дно, но теперь в одно мгновение колоссально разбогател и «вознесся из глубокой пропасти на горнюю вершину». Кто сможет понять эту притчу? Человек, который понимает, что «злоумышления» – это и есть тот глубокий подвал с надежной охраной, откуда не убежать. Здесь я задамся вопросом о том, понимаешь ли ты это.
Дело обстоит просто: подвал и надежная охрана – всё это «обретения», милосердие отца к сыну, без которого тот никогда не стал бы богатым, как отец. Однако «злоумышления» – это «по-настоящему умышленные злодейства», а не «оплошности» и не «вынужденные проступки». Прежде чем сын вернулся к своему богатству, над его восприятием господствовало ощущение, в полном виде и в полном смысле. Зато после того, как возвратился к своему богатству, он видит, что всё это было милосердием отца, а вовсе не жестокостью.
Необходимо понять, что любовь, связующая отца с его единственным сыном, зависит от осознания милосердия отца к сыну, проявлением чего стал подвал, мрак и надежная охрана, ибо большую заботу и глубокую мудрость видит сын в этой милости отца.
В святой книге Зоаре также говорится об этом. Сказано в ней, что тому, кто удостоился возвращения, святая Шхина раскрывается, как великодушная мать, долгое время не видевшая сына. Множество замечательных деяний совершили они, чтобы увидеть друг друга, и подвергались из-за этого большим опасностям и т.д. В конце концов, пришла к ним долгожданная свобода, ожидаемая с таким нетерпением, и удостоились они увидеть друг друга. Тогда мать кидается к сыну, целует и утешает его, и ведет с ним задушевную беседу весь день и всю ночь. Она рассказывает о тоске, об опасностях, подстерегавших ее на пути, и о том, что с самого начала неизменно была с ним. Шхина не отходила от него, везде страдая вместе с ним, однако он не мог этого видеть.
Написано в книге Зоар, что мать говорит сыну: «Вот здесь напали на нас разбойники, но спаслись мы от них. А здесь мы скрывались в глубокой яме» и т.п. Какой же глупец не поймет великой любви, нежности и упоения, которые бьют из этих рассказов, утешающих их сердца.
Правда в том, что до встречи лицом к лицу страдания, которые ощущались, были тяжелее смерти. Буква «а (ע) в слове «бедствие» (נגע га) стояла в конце, однако теперь она находится в начале– нэ буквенного сочетания, что, разумеется, означает «наслаждение» (ענג нэг). Две эти точки светят лишь после того, как воплощаются– о в одном мире. Представь себе, что отец и сын, годами с нетерпением ожидавшие встречи, в конце концов увидели друг друга. Однако сын глух и нем, а потому они никак не могут потешиться друг другом. Выходит, что в основном, любовь кроется в наслаждениях, соответствующих царскому уровню.
Йехуда Лейб