М. Лайтман: Мы обязаны заниматься распространением, и в этом вопросе не может быть компромиссов: таково требование времени - в распространении наше спасение. Я надеюсь, что с помощью всех наших товарищей мы снимем с науки Каббала ореол мистики и преподнесем ее всему народу так, что каждый примет ее с радостью, потому что в этом общее спасение - спасение, как каждого лично, так и всего народа Израиля, в целом, и всего человечества.
Я вижу, что сегодня приходят люди нового типа - очень серьезные, имеющие сильное желание.
Вопрос: Каковы пропорции в нашей работе: работе между товарищами по приобретению желания и занятиями по внешнему распространению?
М. Лайтман: Я думаю, что в основном мы должны сконцентрироваться на работе между собой. Чем мы будем сильнее, тем более подходящие средства массовой информации мы сможем найти. А сила, которой мы будем обладать, - которая будет, как бушующий огонь между нами, сильнее ощутится в любом месте.
Поэтому в первую очередь надо заботиться о нашем объединении и качестве нашей работы: чтобы наши желания и намерения были как можно более ясными, определенными и устремленными к одной цели - как у одного человека с единым сердцем. Тогда все вокруг почувствуют это подсознательно. И к нам придут люди, которые имеют более непосредственное отношение к нашей цели, а не те, кто еще должен что-то для себя выяснять. Я вижу, что это так работает, и рад видеть, что в последнее время приходят, может быть, и немногие, но это люди высокой степени зрелости.
Вопрос: То есть от нас, от нашей работы зависит, кто к нам придет, какого качества будут эти люди?
М. Лайтман: Конечно! Чем более мы будем устремлены к цели, сплочены вместе, тем больше наша группа своей настройкой на определенную частоту, своим определенным качеством, будет влиять именно на тех, кто имеет к этому отношение, кто близок к этому. И только такие придут. А не те, кто пока еще занимается мистикой и ищет чудес.
Кроме того, мы входим в благоприятный временной период. Мы знаем, что действующая в мироздании сила, влияет, как частным образом, так и в общем. Частным образом она действует в этом мире, где существует разница во временах: есть лучшие времена, и есть худшие времена. Я прошу вас и все группы, как в Израиле, так и за границей, использовать это время правильно. Наше время – особенное!
Что значит использовать время? Для нас существуют понятия, с которыми мы все-таки связаны, - понятия времени, движения и места. Это действует на нас так, что при меньшем усилии, и может быть, при большей благосклонности сверху мы с успехом делаем то, что в иной ситуации, в иное время, в ином месте, не смогли бы сделать. Внешние окружающие нас условия более благоприятны.
Вопрос: Когда Вы учились у Ребе, как Вы готовились к уроку? Но не только перед самым уроком, а вообще? И как Вы относились к учебе у него?
М. Лайтман: Во-первых, я решил, что должен сидеть как можно ближе к нему. И для этого принес магнитофон, чтобы записывать. А поскольку тогда не было пультов с дистанционным управлением, я сел рядом с ним, ведь надо было подготовить магнитофон, включать его, переключать. Таким образом, я стал ответственным за магнитофон.
Второе, я решил, что буду записывать все, что он говорит. Почему? Так! Я чувствовал, что этот человек - последний из великих каббалистов (потому что побывал у многих до него), что он завершает всю историю, всю эту цепь каббалистов, которая тянулась тысячи лет, начиная с Авраама и до наших дней. И я должен был как можно больше впитать, взять от него.
Но сколько труда мне стоило убедить его разрешить мне записывать то, что он говорил! Сначала он сам включал и выключал магнитофон. И именно там, где он говорил о внутренней работе человека, он его не включал, а там, где речь шла об АБ-САГ – включал. Тогда я придумал трюк. И когда он не нажимал, я нажимал. Но когда он это раскрыл, то хотел вообще все выбросить. И тогда мне помог один из товарищей. Он сказал, что я сомневался, не зная, что делать, и советовался с ним. И он просто спас меня. Иначе Ребе вообще не разрешил бы записывать. Это было на самом деле против его желания.
Но такое воровство в чем-то оправдано. Много раз в своей работе мы встречаемся с понятием кражи: когда невозможно напрямую чего-то достичь, но мы все равно обязаны достичь, то можно достичь взамен некоторого усилия. И кража – это достижение приложением усилий чего-то, что напрямую достичь невозможно.
И он согласился с этим. Я помню, мне было очень неудобно, ведь меня поймали на краже, да еще при Раве, который мне доверял. Но это прошло и через день-два, видя меня удрученным, не находящим себе места, не знающим, что делать, как продолжать дальше, он согласился на то, чтобы я записывал.
Я объяснил ему, что то, что он говорит, не написано нигде. Это было еще до того, как он дал мне «Шамати». Я побывал у многих людей и не нашел этого. И теперь, будучи у него, я хотел именно этого. Талмуд Десяти Сфирот я могу учить еще в нескольких местах. А научиться внутренней работе больше негде.
Он принял это. И я начал записывать все, даже те вещи, которые он говорил не на уроке, а когда мы бывали одни. Когда я спрашивал во время урока, он отвечал так, чтобы вопрос не оставался без ответа, но впоследствии, когда мы куда-то ехали, и я был за рулем, не имея возможности записывать (хотя я думал приспособить что-то и в машине, но у меня ничего не получилось), он начинал говорить...
Я чувствовал, что здесь есть возможность получить то, что не может повториться, и поэтому постоянно записывал и все время искал, какими бы еще способами вытянуть из него, что только можно.
Все-таки Раву было очень трудно сделать непривычные для него шаги в его годы. Когда я пришел, ему было 73-75 лет. Он всю жизнь был закрыт, и вдруг должен был открыться и начать говорить. Это было очень трудно. Но я был очень настойчив, давил на него и не отступал.
К тому же в то время было невозможно в относительно свободной форме раскрыть внутреннюю работу человека. Ведь немедленно становилось ясно, что она не имеет отношения к внешнему исполнению, к тому, что происходило в тех кругах, внутри которых мы вращались в Бней Браке.
Однажды я спросил его об этом при всех на уроке или на трапезе - не помню. Он промолчал, а позже, уединившись покурить со мной на балконе, сказал: «Как я могу говорить об этом, ведь это полностью перечеркнет все традиционное воспитание».
Я что-то понял, что-то не понял, но все записал. Он сказал об этом так - и все. И только значительно позже я понял, что он имел в виду, и со временем понимал все больше и больше, пока все не уложилось на свои места и не связалось с прочими вещами. Так это происходило, и было очень трудно.
Я думаю, что ученик, который на самом деле хочет понять материал, должен много и тяжело работать во время урока. И, может быть, не все писать, но он должен... Я привык так учиться в университете, и не знаю, насколько у меня это от природы, по привычке, а насколько – от стремления к духовному. Мне это трудно разделить даже сейчас. Это - привычка, природа.
Я думаю, что каждый должен создать для себя такую жесткую неизменяемую систему, по которой надо записывать, рисовать. Это в любом случае очерчивает границы, устанавливает четкие рамки для нашего утреннего пребывания здесь в течение 3-х часов.
Несмотря на то, что я был с Рабашем в течение трех часов утром, но когда он дал мне «Шамати», я читал ее и по вечерам, и перед сном, и когда вставал утром, читал перед уроком. Я не понимал в ней много еще и из-за сложного почерка. Но то, что я понимал на чувственном уровне, что уже прочувствовал внутренне – то я понял. Я читал эти статьи много раз.
Вообще, я думаю, если человек хочет что-то выучить, знать, связаться с чем-то, он должен прочитать это не менее 100 или даже 200 раз. И только потом представлять, находится он внутри этого или нет. Но сначала надо прочитать материал минимум десятки раз.
Без этого ничего не получится. Это - и усилие и восприятие, в этом вообще есть много всего. Необходимо знать почти наизусть все статьи «Шамати». А затем - «Шлавей Сулам», что является уже толкованием, это уже Ребе, это уже не обязательно знать наизусть. Но «Шамати», я думаю, человек должен знать, на самом деле, наизусть. Нам кажется, что если мы изменяем слово или меняем слова местами, то это не так уж и страшно.
Но почему Ребе написал именно таким образом? Он писал так, как думал Бааль Сулам и как он внутренне возвращался к этому. Кто знает, каким образом работала в это время его мысль, его мозг? Но если ты повторяешь те же самые слова, ты как бы программируешь свой мозг на прохождение по тому же пути. Твой сегодняшний животный разум по нему не идет.
То, что ты читаешь, тебе кажется неверно составленным, но это записано согласно работе мозга и скорости мысли Бааль Сулама. И поэтому стоит точно скопировать порядок этих слов в своем уме, и тогда входящие слова приведут в правильный порядок твой ум.
Для начинающих мы еще как-то изменяем тексты, чтобы было немного понятней, чтобы был некий переход. Но на самом деле в оригинале нельзя делать никаких изменений. Кроме, может быть, знаков препинания. Хотя здесь нет ни точек, ни запятых. Вся книга «Шамати» - это одна единая статья. Это не несколько статей, а единый блок, который необходимо вложить в свой мозг, и начать думать, согласно этим трафаретам хотя бы на животном уровне.
Несмотря на то, что все слова там расположены в определенном порядке, и все переходы и все, что есть там – это только как бы духовная скорость, но таким образом мы начинаем учить. Я советую так делать, я и сам так делал. Тогда совсем не было других книг. Сегодня уже есть «При Хахам» и другие книги. А тогда были Предисловия, Матан Тора и Талмуд Десяти Сфирот. И все - ни «Шамати», ни «Шлавей Сулам». То есть о внутренней работе, о том, что человек должен делать, ничего напечатано не было.
До этого я читал хасидские книги, там много написано об этом на прекрасном языке. Но по сравнению с истинной Каббалой это не может идти ни в какое сравнение. Поэтому я не ощущал потребности вернуться к тем книгам. Хотя раньше много их читал - Ноам Элимелех, «Таль Орот», «Маор ве Шемеш», «Ешер Диврей Эмет».
Поэтому мы должны быть очень благодарны этим двум великим людям – отцу и сыну, Бааль Суламу и Рабашу. Представьте себе, что если бы мы получили Каббалу Ари в том виде, в каком она была, - она бы нам ничего не раскрыла! Они сделали это раскрытие. И я не могу сейчас объяснить, скольких усилий и огромных страданий стоило каббалисту выполнить такую работу. Это не похоже на то удовольствие, с которым мы даем вступительные лекции. Я даже не смогу сейчас описать, что значит для каббалиста спуститься и написать такое. То, что они сделали, на самом деле является для нас спасением. Выпьем лехаим за то, что у нас есть такие Учителя, и чтобы мы были их достойны.
В одном из своих «Посланий» Ребе написал, что в то время, когда вспоминают Учителя, глаза наполняются слезами. Это удивительно, но так всегда происходит... И хотя я совсем не сентиментален, когда я говорю о своем Раве, я плачу. Очень странное явление... Это чудо происходит в любом месте, в любом состоянии, видимо корень этого явления очень высокий. Я его пока еще не понимаю.
Вопрос: Сейчас Вы рассказывали, как готовились к уроку, кем для Вас был Рав. Как Вы все-таки сумели, несмотря на то, что авиют постоянно возрастал, удерживать в себе важность этого на высоком уровне, ведь у Вас не было товарищей, негде было взять хисарон - был Рав и важность урока?
М. Лайтман: Во-первых, будет неправильным сказать, что я всегда был максимально бодр на уроке. Помню, было время, месяца два, когда я засыпал на уроках, просто не мог открыть глаза. И пока это прошло, это было... Были времена, когда я не мог слушать. Он говорил, говорил, а я не мог, не хотел слушать, надоело, был не способен – такие мысли, такие состояния – я все помню, ничего не исчезло. Есть такие состояния, когда ученик ненавидит своего Учителя, потому что Учитель говорит противоположное природе ученика, противоположное его эго. И это вызывает подсознательное сопротивление.
Но никогда не было такого, чтобы я не пришел на урок. И только один раз в течение четырех дней, когда после смерти рабанит у меня была большая ссора с их семьей, я просто не мог встать утром и прийти на урок. Я не пришел один день - ни на урок, ни к поездке на море, то же самое - на второй день, и так четыре дня. Ребе позвонил и уже кричал, что я обязан выйти из этого, а я кричал и плакал в ответ, что не способен выйти из дома, не способен прийти к нему. Это была власть особых сил. Мы не будем о них говорить. Но я прошел много всего.
Необходимо понимать, что я находился под давлением ненависти и зависти со стороны многих людей. А когда вокруг тебя такие силы, это ведет к очень неприятным состояниям. Это то, что называется сглазом. Кроме того, я должен был ходить с Ребе на разные собрания, вечеринки, свадьбы, что я с трудом переносил. Я просто не способен пойти на какое-то собрание или людские вечеринки. Но обязан был это делать, и это было очень трудно.
Как человеку удается это вынести? Я думаю, только потому, что он постоянно делает расчет, что у него нет выбора. Что еще у него есть, если не это? И если он делает правильный расчет, убеждает себя, склоняет голову – он принимает эти условия и все. Каждый из нас хотел бы перевернуть мир, сделать так, чтобы все ему служили, но законы - иные, и работают не на эго, а наоборот.
Поймите, что вытянуть из Рава какие-то слова о внутренней работе было особенно сложно. Со мной наедине он говорил, но на уроке, когда ты читаешь и хочешь соединить учебу с работой и найти какую-то связь, было очень сложно заставить, убедить, зажечь его завести разговор об этом. Человек привык быть скрытным, поэтому было очень трудно.
Сколько времени прошло, пока я не услышал то, что мне было необходимо! Я уже хотел было - не то, что все бросить и уйти - но постоянно думал: разве это стиль учебы, разве так должно быть? Я привычен к учебе, ну, еще пять лет отдам, как в университете. Я помню, считал – три года, ну, пять лет я еще подожду. А однажды сказал ему – хорошо, подождем пять лет, а потом поговорим, то есть - берегись! Но на месте получил ответ: «Тебе нечего ждать, ты останешься таким же и через пять лет».
Мне было сложно еще и потому что, с одной стороны, я был рядом с великим человеком (возможно, великим). А с другой стороны, я мыл его, одевал его, когда он был в больнице, а когда он обжег руки, то ходил вместе с ним в туалет (однажды он обжег руки, бороду, лицо).
Когда ты таким образом ухаживаешь за человеком - пока еще не находишься на духовном уровне - естественным образом ты ощущаешь его подобным себе. Т тебе кажется, что он, как ты, и что здесь вообще есть особенного? – Все то же самое.
А когда ты воспринимаешь его таким образом - одного с собой уровня - ты не сможешь получить от него ничего. Кроме того, он любил рассказывать анекдоты, показывая себя еще проще других. Другие были такие напыщенные и значительные, а он – наоборот. Я сопровождал его на разные мероприятия – в спортивный зал, в бассейн.
С одной стороны, ты чувствуешь себя внешне, физически, сильнее, помогаешь ему, а с другой стороны, должен преклониться и получить духовное - последнее сделать очень сложно. Он говорил, что ему это сделать относительно отца было еще тяжелее, потому что это отец. Естественно ребенок чувствует, что отец должен давать ему. И я не могу сказать, что много в этом преуспел, хотя старался, но много раз, на самом деле, терпел неудачу. Наша природа не дает нам делать то, что мы хотим. Хотя человек все равно не понимает, почему он терпит неудачи.
Я думаю, что подготовка к уроку должна быть такой: несмотря на то, что ты приходишь слушать Учителя и нет выбора – ты приходишь слушать Высшего. Здесь происходит твоя встреча с Творцом – через книгу, через наставление, через группу, с помощью инструктора. Ты должен настроиться на то, что положение такое ужасное и тяжелое, как перед крушением мира. Тяжело так приходить каждое утро. Но чем больше мы трудимся, тем больше, согласно усилиям, действует сверху свет и меняет человека.
Вопрос: Как лучше подготовиться к утреннему уроку, если я не понимаю «Шамати»? Лучше читать «Шамати», как Вы тогда, ничего не понимая, или лучше читать то, от чего я на самом деле воодушевляюсь?
М. Лайтман: Сказано, что «человек учится тому, к чему лежит его сердце». Мы должны найти места, к которым тянется наше сердце. Когда я просматриваю книгу и вдруг ощущаю на что-то ответную реакцию - это очень важные места, я должен их отмечать.
В ином состоянии, в ином месте я увижу что-то иное, но таким образом я каждый раз вижу, как изменяюсь, как продвигаюсь. И вдруг в каких-то ранее непонятных для меня местах, выражениях, о которых я думал: «Что он такое написал? Ведь это просто какое-то заполнение места!», - вдруг вижу такую внутреннюю глубину, такой свет, он высвечивает мне такую глубину, такую область, о существовании которой я и не подозревал. Он вдруг берет меня, как винтик и вкручивает внутрь.
Но все равно мы всегда начинаем с тех мест, которые нам ближе и легче воспринимаются. Не надо стремиться к трудностям.
Там, где мы говорим о «Талмуде Десяти Сфирот», об обычной учебе – надо действовать обычно. Легко-трудно – учим, потому что там не надо учить, чтобы понимать. Но когда ты говоришь о внутренней работе, ты должен ощущать свою реакцию, и необходимо выбирать места, которые тебе близки, близки твоему сердцу.
Вопрос: Вы говорили, что во время урока желательно записывать. Что записывать? Даже то, что я не понимаю, или все, что Вы говорите, или только то, что я понимаю?
М. Лайтман: Я говорю, что необходимо записывать потому, что человек должен быть связан с учебным материалом. И неважно, насколько я понимаю (я говорю о «Талмуде Десяти Сфирот»), важно, чтобы был порядок. Я должен стремиться найти себя во всей этой системе – миры, круги, линии, как все это укладывается с понятием миров, с Высшим управлением, как я поднимаюсь в этой системе, как это спускается ко мне.
Это то место, где я существую. Так я чувствую. Я не знаю, может быть, кто-то другой чувствует иначе, и я должен найти свое место во всем этом, понять путь, который я должен пройти, понять, что на меня воздействует, чем я могу управлять и на что я могу влиять.
Учеба должна быть молитвой о том, чтобы найти себя во всей этой системе. И поэтому надо писать обобщения, заключения, делать то, что может в этом помочь. Сделать из учебы молитву – это значит, изучая какие-то абстрактные вещи, делать выводы, заключения и использовать их, как средство для твоего личного продвижения.
Бааль Сулам пишет, что «несмотря на то, что не понимаем того, что учим, этим возбуждаем на себя окружающие света». Окружающий свет приходит по потребности души, ее желанию, а не согласно разуму. Разум – это не желание. Здесь имеется сочетание двух вещей, несмотря на то, что речь идет о технике, о системе, с одной стороны. Но эта система организует мою жизнь. Я обязан работать с ней, знать, как ее приводить в действие. И поэтому здесь присоединяется желание. Это, что называется, человек желает понять, потому что хочет жить.
Вопрос: Как человек может, с одной стороны, быть готовым работать тысячу лет, даже если не получит награды, а с другой стороны не быть согласным работать тысячу лет, а требовать награду сейчас? Как эти два положения согласуются внутри человека?
М. Лайтман: На то, как ты это спрашиваешь, нет ответа. Как я сейчас могу начать тысячелетнюю работу, да еще зная, что в конце не получу никакой награды? Если я не пойму, что пребывание в этом процессе и является наградой, я не смогу продолжать. Нет смысла. И не то, чтобы этот мир давал мне наслаждения, которым я должен противостоять, - он мне ничего не дает.
Творец уже не соблазняет нас наслаждениями этого мира, и даже если это происходит, ты легко освобождаешься от них. Что это может быть – еда, секс, почести? К этому у нас вообще нет пристрастия. Деньги? Тоже не страшно. Это не те наслаждения, которыми тебя можно соблазнить.
Это длительная работа, но постепенно надо прийти к особому состоянию, и это не состояние наивности, это приходит после больших трудностей и тяжелой работы, которую ты ценишь. Ты ценишь свои усилия, ведь когда ты вкладываешься, ты не можешь так просто оставить все это. Поэтому надо много вкладывать и вкладывать, как можно больше, чтобы даже когда придешь к разочарованию, побоишься разочароваться, потому что слишком много вложил. Ты будешь думать: так много вложено и неужели все кончено?
Необходимо вкладывать, как можно больше. Если позволяют – вкладывать все, что можно, на тысячу процентов. Но в конечном итоге, мы должны гордиться тем, что занимаемся этим.
Мы увидим также, что все качества, которыми обладает человек, даются ему для того, чтобы он продвигался. Я знал людей, которым завидовал, что они хорошо знали английский. У меня было несколько товарищей, которые свободно владели английским, как родным языком. И именно поэтому они ушли: начали читать другие книги, углубились в них и ушли. Я пытался их остановить – но не смог. Тогда я понял, что может быть и хорошо, что я не знал английского. И кто знает, может быть хорошо, что и иврит я не очень хорошо знаю? Я уже не знаю, что думать.
Такие мысли приходили ко мне на моем пути. Ты приходишь к выводу, что к тебе свыше приходит самое лучшее отношение, какое только может быть. Какая разница тысяча лет впереди или нет? Это происходит сейчас, на месте. Если ты просишь больше того, что у тебя есть сейчас, – твое направление не к духовному.
Ты должен на том месте, где ты находишься сейчас, быть довольным на сто процентов, ощущать покой, вечность и совершенство. И именно в том состоянии, в котором ты пребываешь сейчас. А ты считаешь, что у тебя нет ничего. Ты можешь привести тысячу примеров. Но тебе не надо улучшать что-то, улучшай свою способность определять то состояние, в котором ты находишься. Это совершенно иное. Не жди тысячу лет, через тысячу лет ничего не случится, ты и сейчас находишься в мире Бесконечности.
Человек должен улучшать свое отношение к настоящему. А не ждать три или пять лет, как я требовал от Ребе. Помню, я думал - ну, тогда я поговорю с тобой! Но о чем можно говорить? Скажем, пройдет пять лет, что ты скажешь?
Исправление заключается в том, чтобы изменить свое отношение к тому, что с тобой происходит сейчас. И сейчас ты в глазах Творца пребываешь в мире Бесконечности, когда Он Добр и несет всем Добро на сто процентов. Ты должен изменить свое отношение, свое восприятие этого. Ты ждешь, чтобы время это изменило? Или Творец это изменит? Ничего не изменится, кроме тебя!
Вопрос: Я не понимаю, с одной стороны Вы говорите, что я должен быть согласен со своим состоянием...
М. Лайтман: Нет! Не соглашаться со своим настоящим восприятием своего состояния! И тогда твое состояние будет казаться тебе иным. Что значит согласиться со своим состоянием? Мое состояние – это отпечаток, отражение того, что я понимаю, того, что я думаю. Это не мое истинное состояние - это то, что я думаю, что я чувствую, оно является результатом моих свойств. И с этим я не должен соглашаться. А когда я изменю себя, я назову свое состояние «мир Бесконечности».
Вопрос: Это то, что я не понимаю: с одной стороны, я не согласен со своим положением, а с другой, Вы говорите, что должна быть определенная наивность, понимание того, что все мне организовано самым лучшим образом.
М. Лайтман: То, что организовано мне самым лучшим образом – это касается моих природных качеств. Творец дал мне, со своей стороны, в настоящем состоянии все самое лучшее. Это называется наивность. Мне нечего у Него просить. А все остальное зависит от того, как я воспринимаю то, что происходит. Если я не воспринимаю это, как мир Бесконечности, как самое совершенное состояние – я виноват. Все заключается в изменении моего восприятия, изменении моего кли.
Вопрос: Так требование направлено к самому себе или к Творцу, чтобы изменил меня?
М. Лайтман: О! Это нечто иное! Если ты понимаешь, что все зависит от тебя и от твоих качеств, то ты уже начинаешь понимать, как ты их изменишь, и видишь, что Он их может изменить. Ты просишь у Него силы.
Вопрос: Как Вами ощущалась поддержка группы?
М. Лайтман: Я моему несчастью, у меня этого не было. И эта проблема во мне, а не в группе. Я не чувствовал поддержку группы, хотя... Скажем, после того, как я не мог прийти к Ребе в течение четырех дней, – пришел именно благодаря группе.
Я позвонил одному товарищу и сказал, что собираюсь прийти вечером, но не знаю, как войти, ведь отсутствовал четыре дня. Он собрал всех товарищей, они организовали хороший стол у Ребе наверху в салоне, и мы хорошо посидели - пили и ели, а после того, как вышли от Ребе, поехали на то место на юге Тель-Авива, где мы обычно собирались по вечерам. В этом случае мне помогла группа. Но это было только один раз.
К сожалению, больше я этого не ощущал и почти не был связан с группой, потому что передавал им указания Ребе. Ведь в их глазах это выглядело, как будто бы это я определял, решал и делал. Получилось так, что я не был в группе.
Из-за моей природы, моего характера и того, что происходило в реальности – все вместе сложилось так, что я не был в группе. А когда я говорил об этом с Ребе, он говорил - зачем тебе группа? Наименьшее число людей в группе – двое: это ты и я.
С одной стороны, это верно. А с другой, неизвестно, и я не хочу давать ответ просто так. В любом случае, если бы я мог больше постараться, может быть, было бы иначе. Я сейчас не могу этого сказать, ведь после того, как что-то свершилось, надо сказать, что «все в руках Творца» и «нет иного, кроме Него».
Но может быть изначально я сам, если можно так выразиться, не приложил в то время достаточно труда и усилий по самоотмене, то как мог бы это сделать теоретически? Конечно же, сейчас было бы неправильным так говорить. Но все равно человек должен сказать так, несмотря на то, что «нет иного, кроме Него», и попытаться исправить сейчас то, что не смог сделать раньше.
В итоге, я не был в группе, и не стесняюсь признаться в том, что, может быть, в этом отчасти и моя вина, и большая часть. Но таковы были условия.
Вопрос: Но как-то Вами ощущалось участие в группе?
М. Лайтман: Никак! Я чувствовал наоборот, что я был как будто против всех, и все против меня. А я был рядом с Ребе. Я привел их всех из Тель-Авива, в Бней-Брак, будучи к тому времени рядом с ним уже два года. Я пришел к ним читать лекции и давать уроки, и закончил с ними примерно половину «Введения в науку Каббала» с «Шамати» и всем тем, что мог вложить внутрь. Но пока я доказал им, что то, что они изучают, это все не то… Это было очень трудно. Не верилось, что люди могут быть такими упрямыми. Они хотели мне доказать, что они правы. Я не спорил с ними, только учил с ними «Введение» и немного «Шамати», передавая им это устно, естественно.
И помню то, что их окончательно сломило, - это было письмо со страницы 63 из книги «При Хахам. Игрот», где речь идет о том, что когда человек не направляет себя точно к цели, он не достигнет царского дворца. И когда я сказал, что они могут верить или не верить, но это письмо Бааль Сулама, и они могут позвонить Рабашу и убедиться - только таким образом я смог их убедить. Тогда они увидели опасное место: если направление их движения неверное, то отклонение только увеличивается, и ничего не поделаешь. Так я смог их привести.
Они меня воспринимали в то время определенным образом, ничего не изменилось и в будущем. Я был рядом с Ребе, так это и осталось. Хотя я чувствовал, что мне не хватало силы группы – поддержки всех, желания всех, трудностей всех – у меня не было этого. И это очень удлинило и усложнило мой путь.
Вопрос: Необходимо ли читать всю статью, даже не понимая, или только те части, которые говорят о нас, или надо постоянно возвращаться к одному и тому же отрывку, пока не поймем и не почувствуем, что достаточно усвоили его?
М. Лайтман: Мы не можем читать таким образом, находясь все вместе, необходимо все-таки пройти материал от начала до конца. Нужно заучивать его, пока он не войдет в сердце и начнет там действовать. Если человек пребывает в определенном состоянии, сколько бы он ни читал одно и то же - даже тысячу раз - он увидит там только то состояние, в котором пребывает. И только если он пребывает на подъеме, ему стоит читать как можно больше. И чем большее количество раз он прочитает, тем больше поймет текст.
Но, как правило, мы учимся, согласно порядку, и это оправдано, потому что количество переходит в качество. Мы должны пройти достаточное количество материала, иначе мы всегда учили бы первую часть «Талмуда Десяти Сфирот» и «Шамати» «Нет иного, кроме Него», где на самом деле заключена вся мудрость и описана вся работа.
Но для изменений в нас, для того процесса, который должен произойти в нас, этого недостаточно. Бааль Сулам не зря написал 16 частей «Талмуда Десяти Сфирот» и Книгу Зоар, которую мы вообще не изучаем. Я очень надеюсь, что мы еще поднимемся на такую ступень, когда будем читать Книгу Зоар и сможем «пить» из нее, увидев в приведенном там рассказе то, что это происходит в нас. Иначе Зоар невозможно понять. Зоар предназначен только для постигших духовное.
А толкование, которое Бааль Сулам написал на Зоар - это его объяснение языком келим и орот, написанного в Зоар для постигших духовное. Он не опустил его ниже. Ниже опустить его невозможно. Зоар охватывает всю высоту.