Неожиданная весточка
На самом деле, Семен был обеспокоен исчезновением старца гораздо больше, чем показал другу, и совсем по другой причине. Он прекрасно понимал, что Максим оказался, мягко говоря, в щекотливой ситуации. Если Шимон, действительно, пропал, то могут найтись свидетели, которые подтвердят, что видели, как они вошли в пещеру вдвоем, а спустя какое-то время, Максим пулей выскочил оттуда и бросился бежать. Поэтому, когда друзья сели в машину, чтобы пуститься в обратный путь, Семен со всей строгостью спросил:
– Пожалуйста, повтори мне слово в слово, о чем вы разговаривали со своим старцем? Может быть, что-то натолкнет меня на мысль, куда он мог деться?
– Понимаешь, старик, не могу! Хоть убей! Права не имею. Это не моя тайна.
– Какие тайны! Любишь ты в шпионов играть! Пора бы уже и повзрослеть. Ну, хорошо, не хочешь повторить весь ваш разговор дословно, скажи хотя бы, на чем вы расстались, что вынудило тебя так поспешно сбежать из пещеры?
– Моя клаустрофобия, только и всего. Я с детства боюсь ограниченного пространства. Ты же знаешь, кажется, эту историю…. Когда я был маленький, мы с родителями поехали в Крым отдыхать. Мама с папой шли впереди, а мы с бабушкой за ними. Обрушилась скала, моих родителей засыпало камнями, когда их откопали, то они уже не дышали. Это несчастье произвело на меня такое сильное впечатление… я, видимо, отождествился с ситуацией, и иногда, во сне, мне кажется, что меня тоже засыпало вместе с ними… С тех пор у меня и началась клаустрофобия.
– Да, я знаю эту трагическую историю, прости, что заставил вспомнить…. Но все же, хоть что-то ты можешь мне сказать, или намекнуть одним словом!
– Шимон говорил что-то о своем давнем грехе, из другого кругооборота, – неохотно промямлил Максим.
– О грехе? Странно. Видишь ли, для каббалиста такое понятие коренным образом отличается оттого, что принятого называть грехом в христианстве. Это состояние, когда человек отклоняется от цели творения, представляя себе духовный мир в материальном виде. Поэтому у нас запрещено рисовать духовные образы. Наш Учитель рассказывал, что однажды он принес Рабашу тоненькую брошюрку, выпущенную одним «каббалистическим обществом». На первой странице был изображен человек, а напротив каждой части тела обозначены сфирот. Рабаш, бросив мимолетный взгляд на рисунок, закрыл глаза рукой и закричал: «Убери немедленно! Нельзя на это смотреть!». То был инстинктивный порыв, следствие ступени, на которой он находился. Казалось бы, пройдя все, чего ему было бояться? Он испугался, что может «заразиться» тем, что находится на неживом уровне самой примитивной ступени, и пришел в ужас от возможности получить от нее материализацию духовного! Каббалист должен опасаться подхватить «духовный вирус», потому я и не понимаю, что же имел в виду Шимон?
– Прости, старик, больше я ничего не имею права тебе сказать!
– Ладно, если что – наймем толкового адвоката, но уж ему-то тебе придется выложить все на чистоту!
– Он сочтет меня сумасшедшим… – прошептал Максим. – В таком случае, еще не известно, где лучше оказаться: в тюрьме или в психушке…
Максим вылез из машины возле своего дома, наотрез отказавшись пойти к Семену на обед.
– Прости, борода, мне надо остаться одному. Я, действительно, хочу сейчас разложить по полочкам весь наш разговор со старцем. Может, мне придет в голову какая-нибудь умная мысль. И поверь: если бы я только мог…, но это не моя тайна, точнее, не только моя. Все так запутано…
Семен лишь покачал головой в ответ на его слова, с сочувствием глядя на друга: «Слишком много перемен произошло в его жизни, огромный объем новой информации свалился, воспринимать которую, он совершенно не был готов. Чем я могу ему помочь? Он должен во всем разобраться сам. Нет насилия в духовном…».
Перебирая в памяти подробности разговора в пещере, Максим поднимался по лестнице пешком. Преодолевая последний пролет, ему показалось, что какая-то тень промелькнула на площадке перед его квартирой, и бесшумно исчезла, словно растворилась в воздухе. Он достал ключи, поднес руку к замочной скважине, все еще недоуменно озираясь по сторонам, как вдруг увидел огромную алую розу, воткнутую в ручку двери.
«Слава тебе, Святой Катодий! – воскликнул Максим любимое шутливое заклинание технарей. – Значит, он жив! Просто Шимон решил отдать все долги! А я разве никому не задолжал? У кого же мои векселя?».