Ниточка надежды
Каждое утро в течение всей последующей недели Семен встречал появление Максима в лаборатории вопросительным взглядом. Однако тот выглядел внешне спокойным, полностью сосредоточенным на научных проблемах, и не давал другу ни малейшего повода для волнений. Наконец, Семен не выдержал и спросил, как всегда, прямо:
– У тебя появилась информация о твоем пропавшем знакомце? Ты даже ни разу не побеспокоился о том, что мы не знаем, где он находится, за последние несколько дней.
– Можно и так сказать, – уклончиво ответил друг, – что-то подсказывает мне, что с ним не случилось ничего ужасного. Ты же сам говорил, что страна маленькая. Меня бы уже давно в кутузку посадили, случись что-то серьезное.
Было очевидно, что Максим всеми силами старается развеять беспокойство друга, но знает явно больше, чем говорит.
– И что же, мы поедем в воскресенье к его жене, или ты передумал?
– Нет, почему, поехать, конечно, можно, только не добавим ли мы ей беспокойства нашими настойчивыми визитами. Возможно, она и в тот раз прекрасно знала, где он находится, да не захотела говорить об этом посторонним людям. Она ведь меня-то тоже впервые, кажется, видела, мы прежде не пересекались. Я и понятия не имел, что у старца есть жена, думал, что он живет бобылем, отшельником.
– Каббалист не может быть неженат. Так положено. – Промямлил Семен, чтобы что-нибудь сказать, так как прекрасно понимал, что Максим уходит от прямого ответа на его вопросы. – Ну, как знаешь… Как там по-русски говориться: «Баба с возу…».
– Не гневайся, брателла, – поспешил Максим загладить свою скрытность, – что-то я устал от всей этой катавасии. Знаешь, чего я, действительно, хочу? Изучить как можно более подробно историю Цфата. Что там было во времена тамплиеров, в средние века. Ты мне ничего не присоветуешь?
«Опять что-то затевает, – со страхом подумал Семен, – ох, не спроста этот неожиданный интерес», – однако в силу своей природной привычки никогда не отказывать в помощи человеку, который в ней нуждается, если это в его силах, спросил:
– А что, конкретно, тебя интересует? Исторические документы, литературное наследие, политическая ситуация, экономическое состояние? По-моему сейчас в информации недостатка нет, лезешь в Интернет и вытаскиваешь оттуда все, что угодно.
– Да, я и сам толком не знаю, но боюсь, что Интернетом мне не обойтись. Понимаешь, во все времена самая интересная информация содержалась в частной переписке простых обывателей. Представь, как бы ты мне описал, например, свою жизнь в каком-нибудь месте, где я ни разу не был и едва ли буду?
– Знаешь, а ведь тут тебе моя жена может помочь. – Сказал Семен, подумав секунду, – она же, как раз сейчас в архивах копается, ищет материалы для своей диссертации по истории Цфата! Буквально, на днях зачитывала мне какую-то нелепицу из слезливого послания «срендевекового рыцаря» к своему богатенькому семейству в Испанию, так жалостливо он молил о вспомоществовании! Голодно, сообщал, тут, осень кусись хосесся. Пошлите, мол, хоть прау-тройку дублонов. И иврит она давно уже лучше меня знает.
– Слушай, да, это же бесценная информация! Как раз такие незамысловатые эпистолы меня и интересуют! Можно напроситься к вам на вечерок? С меня графин «Бургундского»!
– Ну, хитрец, ну, подлиза! Ладно, приходи, но не надейся, что я тебе поверил! – Засмеялся Семен. – Думаешь, я такой наивный?
– Подожди чуток, не торопи меня, борода, все тебе расскажу, как на духу, – с каким-то особым нажимом в голосе серьезно сказал Максим и посмотрел другу прямо в глаза честным, открытым взглядом, от которого у того стало немного спокойнее на сердце.
Заверив Семена, что у него нет никакого определенного плана, Максим не солгал. Он, действительно, не знал, в каком направлении следует осуществлять поиски старца. К тому же, разложив по полочкам разговор в пещере, ему захотелось самому распутать клубок, как он теперь знал, давних и непростых взаимоотношений с Шимоном. Всю последнюю неделю его неотступно преследовало ощущение, что старец силится связаться с ним, он чувствовал себя странно, словно находится под постоянным прицелом чужих мыслей и желаний.
Каждый вечер, прежде чем уснуть окончательно, Максим погружался в некое странное пограничное состояние, полное таинственных, но ярких, почти реальных образов. Чаще всего он видел некую пещеру, значительно превосходящую по площади ту, где Рашби писал Книгу Зоар. По всему ее внутреннему периметру располагались такие же возвышения, похожие на могильные плиты, на которых стояли зажженные свечи, а в центре был вырыт колодец, хотя Максиму ни разу не удалось разглядеть, есть ли в нем вода. От центрального зала во все стороны расходились узкие тесные коридоры, и Максим точно знал, что в них расположены тайники со старинными свитками и манускриптами. Иногда он видел в пещере Шимона, сидящего на одном из надгробий со свитком в руках, губы его шевелились, а лицо было еще более суровым, чем обычно.
Эти еженощные видения и натолкнули Максима на мысль порыться в архивах Цфата, хотя он совершенно не знал, в каком направлении следует вести поиски. Да и как практически осуществить свое намерение, он не имел ни малейшего представления. Ему известна была только дата: 1566 год. Она возникла в голове сама собой, ниоткуда, но прочно засела там, не давая покоя.