Заметки Хосе Кольвадоса
Всю последующую неделю записки Кольвадоса доставляли Максиму одни разочарования. Невод любопытства, который он ежедневно забрасывал в глубины времени, приходил абсолютно пустым.
Зато Мила пребывала в необычайно воодушевленном настроении.
– Это же надо, сколько мелких бытовых подробностей он сообщает! Бесценный материал для историка, просто уникальный! Откуда бы я узнала, за какие деньги в средневековом Цфате можно было купить 30 граммов хлеба, или кусочек мыла? Нет, ты посмотри, как скрупулезно он записывает свои расходы! Феноменальная находка! Спасибо тебе, Макс, за помощь, без тебя я бы так быстро не продвинулась со своей диссертацией.
– Извини, дорогая, что не могу приобщиться к твоим восторгам, – сказал Максим уныло, – достал меня этот нытик подробностями своего бытописания! Прямо «Записки скалыдара» какие-то… Хоть бы что-нибудь интересное сообщил… Ей-богу, доносы и то интереснее читать! Там хоть человеческая изобретательность видна…, изощренность разума.
Каждый вечер после работы Максим приходил в дом к Семену, и наскоро перекусив, они с Милой принимались за работу. Она приносила несколько отсканированных листочков, а Макс, вооружившись словарями и справочниками, делал перевод.
– Одно меня радует, – вздыхал он после очередного разочарования, – почерк у него каллиграфический, если бы еще пришлось разбирать его каракули, то вообще атас! Бросил бы давно, не пообещай я помочь тебе с переводом.
– Да, не быть тебе историком, Макс, – смеялась Мила, – терпением тебя Бог обделил. Знаешь, сколько пустой породы приходится иногда просевать ради одного малюсенького фактика!
Наконец, трудолюбие Максима было вознаграждено. Увидев на одном из листочков знакомое имя, у него учащенно забилось сердце.
Вчера я набрался наглости, и пошел на рынок, чтобы попросить в долг немного еды у своего знакомого лавочника, так как родные мои определенно пообещали передать мне с оказией некоторую сумму денег. Каково же было мое разочарование, когда я не заслал его на привычном месте! Обстоятельство сие не только огорчило меня, но и обеспокоило. «Не случилось ли беды с моим уважаемым знакомым? – спросил я его соседа по торговому месту, – здоров ли он?». «Нет, не случилось. Он находится в добром здравии, – ответствовал тот пренебрежительно, – уже который день обивает он пороги школы одного молодого каббалиста, тщетно стремясь, втереться к нему в ученики. Это некий Ицхак Лурия Ашкенази. Вы наверняка найдете своего приятеля у дверей его дома, но мой долг вас предостеречь. Не сближайтесь с каббалистами, их здесь не любят, это опасное учение».
Слова торговца весьма сильно разбередили мое любопытство, и я положил узнать, как можно больше об этом «опасном учении», имея давнюю склонность ко всякого рода тайнам и алхимическим наукам.
Однако в данный момент ничего другого мне не оставалось, как отправиться восвояси с пустыми руками и голодным желудком. Но не успел я сделать и десяти шагов в направлении своего жилища, и, о радость, навстречу мне шел мой дорогой кредитор! По природной наивности своей я сразу же кинулся к нему с расспросами о молодом каббалистическом учителе, обитающем теперь в Цфате, спросив так же, нельзя ли и мне с его помощью записаться к нему в ученики, но неожиданно навлек на себя своею несдержанностью его сильный гнев. Он остановился, как вкопанный, посреди улицы и громко закричал, брызгая слюной мне прямо в лицо: «Кто сказал тебе, нечестивый, про этого великого мудреца!? Даже имени его ты не достоин произносить! Убирайся с моих глаз, и не смей больше появляться вблизи моей лавки!».
Так потерял я всякую возможность дальнейшего кредита и надежду приобщиться к тайным знаниям. Однако кое-что мне удалось окольными путями выведать об этом Лурии Ашкенази. Здесь в Цфате некоторые люди звали его «Га-АРИ га-кадош», то есть, «святой АРИ».
Родился он в Иерусалиме в 1534 году, и в возрасте самом невинном уже поражал окружающих своими необычайными способностями. Смерть отца принудила его семью переехать в Египет к брату матери, который, будучи человеком богатым и добрым, полюбил племянника всем сердцем и взял на себя дальнейшую заботу о его образовании, наняв ему лучших, по тем временам, учителей. 15-ти лет от роду АРИ женился на своей двоюродной сестре. Чтобы полностью сосредоточиться на учебе, он селится на маленьком острове посреди Нила, и вскоре приходит к выводу о необходимости изучения каббалы. Занятия не прекращались ни на минуту. Народная молва гласит, что АРИ «даже во сне изучал тайны каббалы с душами праведников в райском саду». Огромное желание и необычайная одаренность, которой он обладал в избытке, позволили ему проникнуть в глубь мудрости Книги Зоар.
Вот такой мудрец жил теперь неподалеку от меня, а я был лишен всякой возможности к нему приблизиться. И все же не отчаиваюсь я, ибо Господь милостив, и ежели суждено мне учиться у него, Он мне поможет. Однако полагаться на одну волю Господа я не стал, а решил наблюдать тайно за моим лавочником, в надежде, что это может быть мне полезно в осуществлении моих намерений.
На этом порция листочков, принесенных Милой закончилась, и весь следующий день Максим бил копытом от нетерпения, когда же наступит вечер, и он сможет продолжить перевод. Однако Мила принесла горестное известие. Почти вся оставшаяся часть записок Кольвадоса, практически, безнадежно испорчена.
– Понимаешь, – оправдывалась она перед Максимом, словно была сама виновата в этой потрате, – видимо, пачка долго находилась в соприкосновении с влагой, потом подверглась воздействию высоких температур. Листы, увы, сильно слиплись, и не было никакой возможности их разъединить. Весь оставшийся пласт, просто распался на небольшие фрагменты, и все… Я отсканировала то, что было возможно, с тех кусочков, которые нам удалось разлепить, но тут, буквально, отдельные слова и фразы. Словом, полная неразбериха… Вот, отдаю тебе то, что у меня есть, хочешь, возись с этим, а мне надо двигаться дальше. Я для себя выжала из этого текста все, что было необходимо. Еще раз, огромное тебе спасибо за помощь…
Максим горестно вздохнул и взял у Милы пару полупустых листочков. «Ладно, это все же лучше, чем ничего…».