Обыск

Максим проспал весь перелет до Израиля. Он, только сев в самолет почувствовал, как смертельно устал, и эта глыба мрака, обрушившаяся на него всей тяжестью, перешла в спасительный сон. Проснувшись уже после посадки, он с ласковой признательностью в голосе, словно стыдясь своего сердечного порыва, спросил Сеню:

– Дядюшка Сэм, а ты-то хоть поспал? Спасибо тебе, я вообще не представляю, как ты все это выдержал, тебе столько пришлось хлопотать. От меня-то ведь толку совсем не было.

– Свои люди – сочтемся, – ободряющим тоном отозвался Сеня. – Отстегнуться не забудь, а то самолет за собой утащишь.

В аэропорту их встречала Мила. Максим посидел немного у друзей, ковыряясь безо всякого аппетита в тарелке, потом поднялся, словно нехотя и сказал:

– Пора и честь знать, пойду в свою берлогу.

– Может, того… останешься… переночуешь сегодня у нас. – Предложила Мила, – места всем хватит.

– А смысл? – Грустно усмехнулся Максим, – «Здрасте, я ваша тетя, приехала из Ленинграда. Жить буду у вас!». Да? Все равно ведь придется когда-то домой возвращаться.

– Смотри, как знаешь, – озабоченно сказал Сеня, – но если почувствуешь, что тебе невмоготу одному, немедленно возвращайся, слышишь?

– Угу, слышу…

– Ты сумку-то свою заберешь? – Спросила Мила.

– Какую сумку? Разве я у вас что-то оставлял?

– Да, она еще после Кинерета тут болтается, Сеня тогда привез ее домой, а тебе не до того было, так и не забрал.

– Да, я и забыл про нее! Ребят, если вам не в лом, пусть пока поболтается еще немного, затолкайте ее куда-нибудь в уголок, а будет сильно мешать, вообще снесите на помойку, мне даже думать про нее тошно, столько неприятностей с ней связано, ну, не с ней, конечно, а вообще…

Ключ отчего-то не желал поворачиваться в замочной скважине. Максим нажал на ручку, и дверь открылась с легким скрипом. «Странно, – тупо подумал он, – это что же, я дверь, что ли не запер на ключ? Совсем с ума сошел! Наверное, когда собирался, плохо соображал, но со мной же Сенька был, он бы не допустил такой оплошности. Не нравится мне все это…».

Максим осторожно вошел в прихожую. Во всей квартире горел свет, будто здесь только его и ждали. Он с недоумением огляделся вокруг. Все было перевернуто вверх дном, подушки вспороты, выпотрошены, книги и вещи разбросаны по полу. Высыпанные из всех банок запасы муки и крупы покрывали каменный пол кухни густым слоем. Однако следы, оставленные в этом пыльном месиве, были заботливо смазаны, чтобы их невозможно было различить.

Максим кинулся в комнату бабки, и сердце его сжалось невыносимой болью утраты и того кощунства, которое было нанесено памяти совсем недавно жившего здесь дорогого ему человека. В ее «будуаре» тоже царил полный бедлам. Но больше всего поразил его вид большой металлической коробки из-под печенья, знакомой ему еще с детства, где покойница хранила свои безделушки, цацки и прочую, для одной ее имеющую ценность, мелочь. Коробка всегда хранилась в строго фиксированном месте: под стопкой чистых простыней в платяном шкафу. Ключик от нее бабка, уезжая, забрала с собой. «Так, на память, ты не подумай, что я от тебя что-то прячу, – сказала она тогда, поймав ироничный взгляд внука, – ты сто раз в нее в детстве лазил, ничего секретного там нет».

Коробка теперь имела вид весьма плачевный, она была грубо вскрыта ножом и вся исковеркана. Хранившаяся там же колода Таро, раскиданная по всей комнате, окончательно вывела Максима из равновесия.

«Интересно, что им посчастливилось там найти? Золото-бриллианты? По идее, они, видя такую нищету, должны были оставить мне гуманитарную помощь! – Мстительно думал Максим, – надеюсь то разочарование, которое им доставила бабкина бижутерия, с лихвой окупает мои затраты по уборке помещения. Ладно. Хрен с ними. Все равно я сейчас не в силах заниматься этим. Завтра сменю замок и попрошу консьержку все тут прибрать, да заодно расспрошу ее, не видела ли кого…. Сеньке лучше вообще ничего не говорить, а то потащит писать заяву в полицию. Нет у меня сил сейчас на такие разборки…».

Он машинально подобрал с пола одну карту и направился к своей кровати, крепко сжимая ее в руке.

Откинув одеяло, Максим испытал такой шок, что волосы на его голове, казалось, встали дыбом. На простыне лежал большой овальный венок из искусственных цветов, украшенный по всей окружности черной траурной лентой, на которой было написано: «Любимому внуку от бабушки».

Немного придя в себя, Максим схватил омерзительную находку и помчался вместе с ней бегом вниз по лестнице, перескакивая сразу через несколько ступенек. Насмерть перепуганная видом бледного, со всклокоченными волосами мужчины, держащего перед собой на вытянутой руке траурный венок, консьержка рассказала ему, что недели полторы назад приходили двое мужчин и просили их пропустить, сказали, что принесли венок от сослуживцев, мол, у сотрудника бабушка умерла, и они от себя купили. Я еще предложила им дверь отпереть, да они сказали, что ключ у них есть. Это было уже в самом конце ее смены, а потом заступила другая женщина, и потому она не может сказать, когда те двое ушли. Однако она слышала, что у лифта они переговаривались между собой на не известном ей языке, и на иврите один из них говорил с сильным акцентом.

– А что, пропало что-нибудь? – Испуганно спросила женщина, – какая неприятность!

– Нет, сказал Максим, все на месте, прошу вас, отнесите это, пожалуйста, куда-нибудь…, – он с омерзеньем поставил венок рядом с ее стойкой и пошел к лифту.

– Что, не пригодился? Опоздали? – Сочувственно поинтересовалась консьержка.

– Да, покойничек скорее жив, чем мертв. Не дождетесь! – ответил Максим по-русски. И показал кому-то в пространство средний палец.