Притча про царя
– Шимон, я больше не могу, – прохрипел Максим, отирая рубашкой пот, – духота дикая, лучше уж драться с ними! Давай спустимся…, там хоть воздух есть…
– Попробуем, – ответил старец. Он, казалось, не испытывал ни малейших физических неудобств.
– Только бы механизм сработал, неужели они его вывели из строя? Тогда нам крышка!
Из последних сил Максим забрался в бадью лифта, и с трудом перекинул Шимону лестницу.
Старец привел в движение механизм тем же самым способом, бадья немилосердно заскрежетала и рывками поползла вниз.
– Слава Богу, мы спасены! – воскликнул Максим.
Однако предаваться ликованию, как оказалось, было рано. Едва выйдя из шахты, лифт замер и завис почти под самым потолком пещеры. Единственная радость, которая их ожидала, здесь уже можно было свободно дышать. Наблюдая за тщетными попытками Шимона привести лифт в движение, Максим блаженно дышал полной грудью, а, отдышавшись, беззаботно спросил:
– Что делать будем?
– Висеть, – с олимпийским спокойствием в тон ему отозвался старец.
– Если это конец света, то почему такой пошлый? И ты еще будешь меня уверять, что я должен относиться к этим прохиндеям с любовью, так как они – де, составляют со мной единую душу! Сколько же надо ждать, пока они исправятся? Зачем, скажи мне, Творец наплодил столько мрази?
– Притчу тебе расскажу, хочешь?
– Валяй! Времени, как я понимаю, у нас вагон! На Шахразаду ты, конечно, не тянешь, но ведь тысячу и одну ночь нам все равно тут не продержаться.
– Жил некогда на свете царь, – как ни в чем не бывало начал Шимон, – и имел он многие богатства. Однажды почувствовал он, что близок его смертный час и пожелал переправить все свое добро своему сыну, жившему в другой стране. Однако не было у него доверия ни к одному из подданных. Сомневался царь, что может поручить хоть какому-то человеку это обременительное задание.
«Зачем намеренно подвергать их искушению, коли они так слабы? – Подумал царь. – Обращу-ка я все свое имущество в разменные монеты, и дам каждому из моих подданных наказ: отвезти моему сыну одну мелкую денежку. Уверен я, что никто не захочет присвоить такую малость! Так, все мое богатство окажется у сына».
Сказано – сделано. Разменял царь весь свой капитал и переправил его беспрепятственно сыну в другую страну.
– Прямо Карл Маркс какой-то этот царь, – пошутил Максим, – мораль будет? Или Шахразада прекратила дозволенные речи?
– Думал, что ты понял, – отозвался старец, – потому и народу так много на земле, что эгоизм сильно возрос, и каждый должен исправить крохотную его частичку, хоть на копеечку. Копеечка за копеечкой – накапливается большой счет.
– Ага, счас! Все бросят, вот, эти ублюдки, и отправятся исправлять свой эгоизм! Держи карман шире!
– Существует критическая масса для всеобщего исправления. Это и есть Машиах – Высший свет, в силах которого вытащить нас из эгоистической природы и дать нам природу света, то есть, отдачи и любви. Если определенный процент людей достигнет исправленного состояния, то они притянут остальных, и те тоже исправятся.
– На автомате, то бишь? Без всякого труда! И ты в это веришь? Или это, как у нас экспериментаторы говорят: нам не важен результат! Нам важен поиск!
– Знаю я. – Ответил старец твердо. – Исправление придет ко всем. К каждому.
– Да, я одного не пойму! Зачем нужна Творцу вся эта шелупонь! Какой смысл их вообще исправлять! Не проще ли взять только избранных, тех, кто, безусловно, исправился? Кот хотя бы стремится к этому. Кто заслуживает, как ты говоришь, полного и явного раскрытия Творца!
– Тебе ли не знать, что, если уменьшить такой химический элемент как золото всего на один заряд, то это будет уже не золото, а ртуть. – Сказал лукаво Шимон, совершенно сбив Максима с ног своими познаниями, – так, и Творцу нужен Адам Ришон, а не просто какая-то любая конструкция. Он должен самостоятельно вернуться домой целым, невредимым, без ущерба и равным Творцу!
– Возвращение блудного сына, так сказать. Возможно, ты прав, когда в обществе скапливается слишком много пассионериев, случаются кровопролитные войны, и наоборот, увеличение в нем количества субпассионариев – приводит его к деградации и вырождению, что, собственно, и произошло с Древним Римом. «Перегрев», как в ту, так и в другую сторону ликвидируется естественным путем. Кто-то там, наверху, словно регулирует все эти процессы, как ты говоришь, в нашем мире.
– Высшее Управление.
– Ладно, не вижу смысла дальше с тобой спорить. Лучше подумаем, как нам спуститься. Какая высота у этой пещеры?
– Думаю я, метра четыре, или около того.
– Да, многовато. Надо разорвать всю нашу одежду на полосы и сделать из них веревку. Я по ней спущусь, буду внизу ее держать, чтобы ты тоже мог спуститься. Если не хватит до пола, то я тебя поймаю на руки.
Максим не видел, как, прежде чем начать спускаться, старец осторожно вынул из пазов на полу свой таинственный амулет, обернул тряпицей, оторванной от кармана его рубахи, и повесил себе на грудь.
– Ожидал я, что они вход завалят, – спокойно сказал Шимон. – Пойдем назад в пещеру. Что толку сидеть у закрытых дверей?
– И сколько мы там будем ждать помощи? Никто ведь не знает, что мы в пещере… Хороша парочка! Полуголые, без еды, без воды! Посмотреть на нас со стороны – обхохочешься! – Невесело пошутил Максим.
– Борис догадается. Я уверен. Дня через три…
– Шимон, тебе спрятаться нужно! Они на этом не остановятся, я уверен! Меня-то эти ублюдки навряд ли станут искать, я ведь для них умер. Значит, ты – единственная ниточка к сокровищам. Подумай, где ты можешь отсидеться?
– Не буду думать даже. Отдам им все их сокровища и делу конец!
– Как это – «отдам»? С какой стати! Ты что – на стороне злодеев, выходит! – Оторопел Максим.
– Тебе пока трудно отделить добро Мордехая от зла Амана, но потом ты поймешь…, когда научишься оправдывать действия Творца над всеми своими плохими состояниями, и думать о Нем, как о «Добром и добро творящем»…