Путешественник без багажа
Первым человеком, кого Максим встретил по возвращении домой, был его сосед по лестничной площадке, теоретик Тихон Вахонин, которого все звали Тихоня.
– Ба! Какие люди! Что, зимовать на родину прилетел аль насовсем? Что-то пожиток у тебя маловато, или багаж в Москве оставил? – поинтересовался он, будучи человеком, который считает своей обязанностью, знать обо всех все. – Почуял, что нам гранд присудили? Решил тоже урвать себе кусок? Не выйдет! Знаешь, сколько тут желающих – от Минатома и Миннауки до нашей дирекции.
– Там посмотрим, – неопределенно отозвался Максим, не успевая следить за причудливым извивом Тихониных мыслей. – Про гранд я не знал, это здорово!
– Ничего здорового, – сварливо отозвался Тихоня. – Поделили уже, тебе ничего не осталось. Так, я не понял, ты обратно что ли?
– Осмотрюсь сейчас…, какие еще у нас тут новости?
– О! – с готовностью впился в него Тихоня, почуяв возможность загрузить мозги свежему человеку, и, захлебываясь от восторга, вдохновенно начал, – новостей, хоть отбавляй! Без тебя тут столько народу знакомого поумирало! Наших там теперь больше, чем тут. На днях ЦЕМ, вот, продали.
– Как? – Изумился Максим с непритворным ужасом, – а что же мы будем делать без Центральных экспериментальных мастерских? Это же… – все равно, что руки отрубить…, кто же нам оптику…
– Дед Пихто! – Тихоня искренне наслаждался огорчением соседа. – Кому теперь нужна твоя оптика, голубь ты мой шизокрылый? Это еще не все. Дом ученых закрыли, там кафе теперь нет, пивка с шиком не попьешь, никто не приезжает на встречи с цветом научной элиты. Не интересны мы им больше. Здание управления, где раньше Дирекция размещалась, тоже – того-с.
– Что же осталось-то? – упавшим голосом спросил Максим.
– Техплощадка и теоркорпус. Кстати, у нас сейчас ищут начальника теоротдела, не хочешь выдвинуть свою кандидатуру?
– Лучше быть хвостом собаки, чем головой осла, – разозлился, наконец, Максим, устав от омерзительных Тихониных новостей, – а что-нибудь позитивное можешь предложить?
– Выбор не велик, – сделал Тихоня насмешливый книксен, – крытый рынок отгрохали, универсам Самохвал, да еще Дубна-матушка филиал своего Университета на нашей базе держит. Там все и пасемся, кто остался. Чтобы штаны, так сказать, с нас не падали. Народ фирмешек каких-то понаоткрывал, шуршат помаленьку. И чего ты приперся – не понимаю? Жил бы себе у евреев…, там тепло, сытно, мозги они ценят, правда, свои в первую очередь…
– Ну, пока, устал я с дороги, увидимся еще, – отмахнулся Максим от назойливого соседа.
– Слушай, Волчара, – обратился к нему Тихоня, резко сменив тон на жалобно-просительный, – одолжи мне рублей пятьсот до получки. Я верну, ты же меня знаешь…, у нас на днях в универе раздача слонов и материализация духа…
– На, – вынул Максим, немного размякший от этого своего старинного прозвища, из кармана две сотни, – все, что есть нашими…, не обменивал еще…
– Ты что! Это ж только на бутылку! Отстал ты совсем там от российской действительности, темнота! Ладно, спасибо, хоть не шекели, – ехидно заржал Тихоня, – а то их у нас пока не принимают…
Максим закрыл за собой входную дверь, и, прислонившись к ней спиной, поставил чемодан с сумкой на пол. Он очень страшился этой первой встречи с родным домом. Однако, пройдясь по квартире, отрешенно, механически фиксируя всюду взглядом следы постороннего разрушительного присутствия, неожиданно успокоился. Все здесь было чужим: сильно обветшавшая, протертая до дыр, мебель, передвинутая на другие места бесцеремонными квартирантами, покосившийся бачок в туалете, кучка штукатурки, обвалившаяся с кухонного потолка прямо на нечищеную газовую плиту, рыжие потеки ржавчины в обеих раковинах, пожелтевшие от табачного дыма, некогда белоснежные бабкины шторы, и главное – отсутствие холодильника. Единственное, что избежало варварского обращения – его роскошная огромная библиотека. Книги аккуратно стояли на своих местах, щедро припудренные трехгодичной пылью.
– Отлично! – подвел итог ревизии своей скромной собственности Максим, – есть отличный шанс получить квалификацию сантехника!
Он осторожно примостился на подозрительно скрипящем стуле, почему-то одиноко стоящем посреди прихожей, стряхнув с него предварительно несколько сухих легких трупиков моли, и закрыл лицо руками.
Из оцепенения Максима вывел звонок в дверь. Он зазвенел знакомой до боли переливчатой трелью, словно возвещая: ты, наконец, дома, и к тебе могу прийти!
– Пойдем ко мне, – позвал его Тихоня, плотоядно улыбаясь, – дома-то, небось, жрать совсем нечего…, Таисию Петрову помянем, царство ей небесное, хорошая была женщина…, щедрая…. Да, здорово тебе квартирешку-то уделали! Нечего сказать! Он хоть деньжат отвалил на ремонт? Себе коттеджик в сосенках отгрохал – наше «Царское село» отдыхает! Видел, наверное, при въезде?
– Я думал, это санаторий построили…, не разбирался еще с ним, раньше обещал компенсировать, – ответил, без каких было эмоций Максим, и покорно поплелся за соседом в квартиру напротив, будучи не в силах оставаться один в этих, некогда родных стенах.
– Я только закуски немного прикупил на твои гроши, – деловито докладывал Тихоня, – выпить-то найдем…, ты что будешь – спирт или самогон?
– Даже не знаю, все такое вкусненькое, – впервые за последние два дня улыбнулся Максим. – Налей, чего не жалко…
– Мой тебе совет, – жарко дыша перегаром в лицо Максиму, наставлял Тихоня, прилично захмелевший после второй же рюмки, – ищи работу в Москве. Там народ гребет деньги лопатой! Жилье, конечно, снимать дорого, а то и я бы подался. А у тебя квартира там. Что ты забыл в нашем гадюшнике? Денег здесь нет, сеансов тоже, практически, нет. Хуже, чем в начале девяностых, можешь мне поверить. Все развалилось, понимаешь, все! Нет больше физики, и давай ее помянем.
Ты бы знал, сколько нам предложений прибыльных поступало! В том числе и от японцев по сборке их электроники. Конфетки! Даже завод по производству «Пежо» предлагали построить на базе нашего ЦЕМа. Куда там! Наш уперся рогом и ни в какую: мы ученые! Вот, и сидим голым задом на куче старого хлама, изображая на морде ученых! Ничего же не обновляется, камеры все – старье. Разруха в твоей квартире – райский оазис по сравнению с нашим Институтом! Детекторы – твоего возраста, а, может, и моего. Какая наука! Все забыли давно про нас.
Жаль, старый я уже, в Москве сейчас всюду возрастной ценз! Кому за полтинник – на помойку. А кто молодежь учить будет? Америкосы? Они научат! Вот, спасибо, Дубне…, кстати, а ты пойди туда, там тебя с руками оторвут…
– Какие мрачные вещи ты рассказываешь, Вахонин, – сказал Максим неуверенно, – тебя послушать – Института уже нет. А что с нашим отделом экспериментальной физики? Кто там сейчас?
– Молодые кадры…, относительно, конечно…, шеф ваш еще при тебе умер, а твой непосредственный руководитель уволился. Домушничает теперь…
– Как это? – Ужаснулся Максим, – что ты имеешь в виду?
– Ну, типа, сам себе режиссер…, что-то продает помаленьку через Интернет…, прогаммульки какие-то. Да, он сам тебе расскажет, если захочет, конечно…, он же у вас – темная лошадка!
– А мне ребята в Израиле говорили – ученые сейчас назад возвращаются, те, что на Запад в 90-х подались..., жизненный уровень, мол, реально возрос и все такое…
– И ты поверил? В чужих руках всегда толще и длиннее…, пошли они все со своими оценками нашей действительности, куда подальше! Идеалисты, хреновы, чтобы понимали! Пусть приедут к нам, да поглядят, во что превратился некогда третий по величине во всем мире ускоритель заряженных частиц, как они его величали. Твое здоровье, может, вотрешься на теплое местечко…, ты ведь один, да и сороковник тебе с небольшим всего…, – а, помолчав немного, нравоучительно и злобно добавил. – Я тебе с прямотой римлянина скажу: вотрешься, если только большого ученого не станешь из себя корчить, и засунешь свои амбиции в…