Эпилог

Прошло пятнадцать лет.

За эти годы Мири и Семен потратили много усилий, чтобы вернуть Максиму утраченную память, но это не дало никаких результатов. Все врачи в один голос заявляли, что его физическое здоровье в превосходном состоянии, как, в прочем, и психика. Они даже высказывали сомнения, что пациент вообще терял когда-либо память…

Максим без всяких затруднений выучил иврит, однако работать где-либо он не мог. Не имея никакой специальности, ему негде было приложить свои усилия. Жена уговорила его купить в Цфате квартиру, но он проводил почти все дни в домике Шимона, и только там, среди старинных рукописей и книг, чувствовал себя вполне счастливым. Читал он, буквально, запоем! Хотя упорно избегал знакомства с современной художественной литературой. Круг его чтения составляли, главным образом, книги по каббале, да труды по физике и астрономии.

– Семен, Максим меня очень беспокоит в последнее время, – пожаловалась однажды Мири по телефону старому другу семью. – Сидит целый день за столом, уставившись в свой старинный фолиант. Мне и детям запрещает даже внутрь входить! Постучишь к нему, он выйдет на пять минут, сумку с апельсинами из рук возьмет, и, ни слова не говоря, назад. Дома появляется только два раза в неделю. Правда, гуляет со мной охотно в окрестностях Цфата часа по два-три в день. Особенно кладбище любит посещать, обязательно завернет туда, где бы мы ни были. Пару раз на Кинерет его вытаскивала, надеялась, может, вспомнит что-нибудь…. Мы даже остановились у прежнего хозяина, мой-то домик тогда сгорел.

– И как? Успехи были?

– Куда там! Восхищался, на берег ходил каждое утро почти затемно, сидел там подолгу, бормотал что-то на своем языке, даже на рыбную ловлю несколько раз с Самуэлем ездил, но память ни на йоту не проснулась….

– Да, он никого из нас так и не вспомнил, а ведь ближе меня у него друга не было, и юмор он наш современный никак не воспринимает, а ведь раньше из него шутки и анекдоты так и сыпались…, язык был острый, как бритва!

– Яша тут приезжал погостить, – продолжала жаловаться Мири, видимо, думая о своем, и не обращая особого внимания на реплики Семена, – решил его навестить, постучал в окно, так, Максим чуть рассудка не лишился! Вскочил, кинулся дверь открывать, а потом отругал его ни за что, ни про что, хотя не узнал даже. «Зачем, мол, в окно стучал? Не имеешь прав ты стучать в окно! Только в дверь».

Я как-то изловчилась, подкралась тихонько к окну, а оно пыльное – ужас! Мыть-то он его не разрешает…, смотрю, сидит, книжку свою читает, а потом поднимет глаза и в окно смотрит, словно ждет кого-то. Мне даже жутко сделалось, наверное, стоит, его опять психиатру показать, уже два с лишним года не обследовался. А? Сень, что ты думаешь? Может, съездишь к нему? И знаешь, что еще…, – Мири замялась, не решаясь по-видимому высказать вслух беспокоящую ее мысль, – может, мне это только кажется, но по-моему стареет он слишком быстро, не так как другие мужчины. Ведь внешне Макс выглядит уже глубоким стариком, вот, вы же с ним ровесники, а ты – совсем другое дело. Седины у тебя мало, а он белый весь, как лунь.

– Хорошо, – покорился Семен, тяжело вздохнув, – съезжу, только, что это даст? Поговорим о каббале, как обычно. Он теперь со мной других разговоров вести не желает. Поначалу никак не мог в себя прийти, что эта наука так далеко шагнула. В мое время, говорит, она только зарождалась. Хотя я чувствую, что он гораздо дальше меня продвинулся, это раньше я его учил, а теперь мне до него далеко. По-моему открылось ему что-то…, некое глубинное постижение, которого я не пережил. Только мне он этого открывать не хочет…, могучий он стал. Мудрый!

Знаешь, что меня более всего удивляет? Он ведь нам не поверил, когда мы ему всю правду рассказали! Только вид сделал, чтобы нас успокоить, чтобы мы его в покое оставили и не докучали разными глупостями. А сам остался при своем убеждении, что совершил путешествия во времени. Он просто не захотел в это поверить! Не интересно ему так считать…

– Ты думаешь, так и не поверил? – С сожалением спросила Мири, – однако жить-то со мной согласился, не сбежал. Двоих детей я от него еще родила, и не могу пожаловаться, что была ему неприятна. Относится ко мне хорошо, уважает, можно даже сказать – любит, по-своему, конечно, своеобразно…, но я не ропщу.

– Теперь, скажу тебе откровенно, – мне с ним общаться очень тяжело, чужой он какой-то. Не знаю я этого человека и никогда прежде не был с ним знаком, – признался неожиданно Семен. – Прости, но я никак не могу отделаться от ощущения, что он нас дурачит! Видишь ли, у каждого человека есть в жизни события, которые ему хочется забыть. Ведь мы, вводя его в курс дела, пытались, по сути, заново сформировать его личность, как бы без его участия, со своих слов и мнений. А ведь, если он, действительно, потерял память, то мы для него – люди посторонние, у него свой мир, и он уверен, что этот мир единственно реален. Мы как-то не считались с тем, хочет ли Максим вообще вернуть свое настоящее «я». Ты, кстати, не знаешь, что случилось с тем, другим человеком, который вместе с ним загремел в прошлое? Виктория Юрьевна нам про него рассказывала, помнишь?

– Помню. Игорь Павлович его зовут. Когда я ей последний раз звонила, лет пять назад, она сказала, что он даже русский язык с большим трудом понимает. Выучил лишь несколько обиходных слов. Зато деньги большие зарабатывает, чуть ли ни миллионером стал!

– Это чем же? – Изумился Семен, улыбаясь. – Он ведь чекист, насколько я помню? Неужели на службу назад взяли? Или шумерский диалект преподает на кафедре востоковедения?

– По дереву режет! Да, так ловко, скалки, в основном, доски разделочные, иногда болванов деревянных, но особенно хорошо древний орнамент у него выходит. Специалисты прямо в обморок падают от его таланта. Удивляются, где он мог перенять это искусство, образцов-то наперечет, да и те в музеях, которые он ни разу в жизни не посещал, в силу своей профессии. Жена даже работу в больнице бросила, бизнесом теперь занялась, реализует его рукотворную продукцию.

– Поди же ты! Недаром говорят: дурная голова рукам покоя не дает. А как сама Виктория Юрьевна поживает? Надеюсь, та история не повредила ее научной карьере?

– Она сразу поле тех событий ушла окончательно на пенсию. Переживала страшно, что не хватило ума Макса остановить, поддалась на его авантюру, да еще с таким энтузиазмом! Тебе ли не знать ученых – им только дай возможность, поставить какой-нибудь эксперимент! А не дашь, так, они сами найдут…. Не верится мне как-то в искренность ее сожалений…. Теперь Виктория Юрьевна уехала к сыну в Германию и кроме литературы ничем не занимается. Хорошо, что напомнил, надо бы ей позвонить, рассказать про Максима, я обещала….

Мне ребята иногда звонят, те, что у Макса на квартире жили. Семьи у них уже. Юра в Москве работает в какой-то крупной консалтинговой фирме, а Антон не знаю точно, чем занимается, но говорит, что каббалу не бросил…. Очень они за Максима волнуются, все надеются, что память к нему, в конце концов, вернется, Антон даже приезжал сюда однажды. Принял его…, поговорил как с совершенно незнакомым человеком, но вежливо так, любезно, я бы даже сказала, с большим интересом выслушал все, что тот говорил. Даже вопросы задавал какие-то, что с ним редко теперь бывает, значит, не безразлично ему было то, о чем Антон рассказывал…

– Ладно, я его навещу, даю тебе слово, Эль-Магги твоего. А как Борис поживает? Здоров ли?

– Вполне, держится, одряхлел, конечно, особенно после смерти Марка. Они с Максимом постоянно о Шимоне говорят. Борис ему все рассказал…, Максим переживал очень, потом успокоился…, но мне почему-то кажется, что он его помнит. Вот, ты говоришь, что он нам не поверил, а Борису верит…, мне так кажется. Все до мельчайших подробностей у него выпытывает. Позвони мне потом, как навестишь его, расскажешь о своих впечатлениях.

– Непременно!

– Здравствуйте, Семен, очень рад вас видеть, – сказал Максим по-русски с сильным акцентом, равнодушно принимая из рук старого друга пакет с фруктами и пивом. – Право, не стоило тратиться, беспокоиться, у меня все есть. Жена полностью снабжает всем необходимым, да, и ем я совсем мало, в основном, апельсины и овощи, вон, даже лук посадили, целую грядку….

Они расположились на неудобных брезентовых шезлонгах подле деревянного столика под плотным парусиновым навесом, который Максим сам соорудил во дворе для приема редких посетителей.

– Как ты…, вы тут…? – вежливо поинтересовался Семен, совершенно не зная, что говорить.

– Спасибо, у меня все замечательно. Вы привезли мне последние лекции вашего Учителя, как обещали прошлый раз?

– Да, но как всегда, в электронном виде, – заторопился Сеня достать диски, – вы уже освоили компьютер?

– Конечно! – засмеялся Максим. – Это оказалось совсем несложно. Я, словно за ним родился! А вот, с мобильником у меня проблемы, вечно кнопки путаю, уж про СМСки даже не говорю. Дети мне пишут, а я им ответить не могу. Звоню просто…

– Я тут пивка прикупил, вы как? Раньше мы с вами могли употребить его в безмерном количестве!

– С большим удовольствием, день сегодня очень душный, – ответил Максим с готовностью, но было видно, что это невинное напоминание о несуществующем для него прошлом ему неприятно. Он нахмурился и ушел в себя.

Дальнейшие полчаса прошли в полном молчании, прерываемом лишь звуком льющегося в стаканы напитка. Когда пиво было выпито, Семен посидел еще немного для приличия и стал прощаться. Хозяин его не удерживал.

– Заходите, я вам всегда рад, – с холодной вежливостью сказал Максим, – только материалов бы по каббале побольше, особенно, свежих…, уж очень далеко ваш Учитель шагнул в разработке этой науки, я им восхищаюсь…, мудро, очень мудро! Академия каббалы! Это замечательно!

«Да, – думал Семен, возвращаясь после своего визита к старому другу, – Эйнштейн прав, массивные тела деформируют пространство…, хотя я бы сказал, что они манипулируют пространством, а заодно и временем…».

Эль-Магги сидел за стареньким письменным столом, углубившись в чтение книги. Наконец, он оторвал от нее взгляд и глубоко задумался.

«Столько лет я собираюсь закончить свои заметки и все никак не решусь, – думал он, перелистывая знакомые до последнего значка страницы. – Надо же, наконец, изложить все события, происшедшие со мной после перехода! Здесь я подробно описал свой прибор, принцип его действия, и все то, чему учил меня мой Учитель. Эта повесть не окончена…, я обязан ее завершить! И еще…, я должен очень многое успеть узнать, понять, постичь, чтобы передать ему, когда он в свой черед придет учиться от меня. Время. Самая непостижимая субстанция в этом мире! Оказавшись в «будущем», мне труднее всего было свыкнуться с тем, как «здесь» исчисляют время, словно не понимая, что оно делится на то, которое подвластно измерению и то, над которым мы не имеем никакой власти. Неужели «они» правы? Может быть, я на самом деле просто заблудился во времени? Стал его заложником! Там, где я «жил прежде», единственным циферблатом было небо над головой. Каббала рассматривает время с точки зрения частоты возникающих желаний. В Гмар Тикун времени не будет…, как не будет скорости и пространства….».

Он взял шариковую ручку, повертел ее с усмешкой в руках некоторое время, но писать так и не начал, а поднял глаза от пустой страницы и поглядел на улицу сквозь запыленное стекло. Вдруг ему показалось, что за окном мелькнула тень. Сердце Эль-Магги учащенно забилось, он чуть-чуть приподнялся и подался вперед, опершись ладонями о скрипучую столешницу.

С той стороны стекла на него внимательно глядели глаза мальчика лет тринадцати. Он прикрывал их сбоку руками, сложив наподобие шор, чтобы яркий солнечный свет не мешал ему лучше видеть обстановку внутри комнаты и человека, сидевшего за столом. Эль-Магги помедлил несколько секунд, а потом сделал едва заметный приглашающий жест рукой. Губы его шевельнулись, словно шепча: «Шалом, Шимон! Вот, я тебя и дождался! Конечно, ты должен идти другим путем, времена каббалистов-одиночек, говорят, давно миновали. Я не стану тебя удерживать, но передам тебе все, что помню, и успел постичь, как когда-то это сделал ты».

Мальчик кивнул в ответ на призыв седовласого старца и быстрыми легкими шагами направился к двери.