Х. Телем: Сегодня мы поговорим о развитии детей младшего школьного возраста: от шести до тринадцати лет. В этот период ребенок полностью открывается относительно окружения. Он меньше находится дома и больше – вне него. Он уже не связан с одним воспитателем, у него есть друзья, с которыми он проводит много времени. Мы начинаем ожидать от него большей самостоятельности, помощи по дому, подготовки к занятиям. Это уже не маленький ребенок, окутанный любовью и лаской. Мы начинаем предъявлять ему требования: ты обязан сделать то и это. Это также возраст развития собственного образа: меня принимают или не принимают, любят или не любят в обществе. Я вижу по своей десятилетней дочери, что жизнь вдруг становится сложнее, чем просто забота о необходимых вещах. Меира, у тебя тоже есть дочь этого возраста?
М. Леви: Да, и семилетний сын. Его переход в первый класс буквально изменил его. После тепличной жизни в детском саду он вошел в школу, как в джунгли. Он почувствовал, что его там не любят, над ним насмехаются. Он столкнулся с детьми старшего возраста – 10, 11 лет, с которыми ему – новенькому и маленькому – необходимо ужиться. В общем, переход очень не простой.
Х. Телем: Почему переход от детского сада к школе такой трудный? Есть тут некий духовный смысл развития человека?
М. Лайтман: Да, хотя он и не соответствует в точности этим годам. Если следовать науке каббала, то в каждом возрасте развитие отличается по своей сути. Мы изучаем, что после рождения есть двухлетний период вскармливания. В это время ребенок полностью связан с матерью. Если мы его иногда от нее отдаляем, то тем самым доставляем ему страдания, внутреннюю трагедию. Он ее преодолевает, но мы не знаем, какой ему наносится глубокий внутренний душевный урон. И каждый из следующих этапов – от двух до трех лет, шесть, девять, двенадцать лет у девочек и тринадцать у мальчиков, а затем двадцать лет – отличается в духовном мире иным уровнем существования, иным статусом.
Как мы учим, каждое явление из духовного мира нисходит в наш мир, образуя здесь ветви - духовный корень материализуется в своей физической ветви. И хотя мы четко не различаем эти периоды у детей, как вообще многое не знаем, однако различие между возрастом двух, трех, шести, девяти, двенадцати, тринадцати и двадцати лет очень существенное. Если идти дальше, то можно добавить еще две вехи: сорок и семьдесят лет. То есть существуют периоды, которые мы иногда видим и понимаем по мере старения. Говорят, что у женщин есть некий специфический возраст, а у мужчин он не так явно выражен и т.д.
Если бы мы согласовывали материальное развитие ребенка с духовными корнями, то наверняка многое бы выиграли. Что именно – трудно сейчас сказать. Наш мир настолько искажен и противоположно устроен, что мы вынуждены восполнять его различными техническими средствами и системами, поскольку сами с этим процессом справиться не можем. Поэтому нам трудно себе представить, что можно получить ребенка, здорового как телом, так и душой. Захочет ли этот ребенок идти в школу? – Думаю, что нет, ведь современная школа – это нечто ужасное! (Смех.) Я, например, ходил в школу, и мне не было там плохо. К сожалению, это просто природа – я был агрессивный и вроде бы от этого выигрывал. Но сегодня ясно, что это обратный выигрыш: в конечном счете, я понял, что во многом проиграл.
Х. Телем: Я солидарна с Вами. Я тоже была драчуньей и вроде бы независимой. Но потом это к тебе возвращается, и ты чувствуешь себя несчастным.
М. Лайтман: Потом ты видишь, что уже не можешь изменить положение силой, как в младших классах. И тогда выходит, что со своими привычками ты остаешься один, а остальные по разным причинам между собой объединяются. Это было для меня тяжелым уроком.
М. Леви: Что же делать, если ребенка в школе бьют и унижают? Он чувствует, что его ненавидят, а потому вообще не хочет идти в школу. Дома его воспитывали так, что он должен уступать, не драться. А сейчас он начинает бить младших братьев. Зачем же я посылаю его в школу? Выходит, я отправляю его в место, где ценности намного хуже тех, которые ему привили дома. Что же мы от этого получаем? Все, вложенное за шесть лет в ребенка, пропадает! Что с этим делать?
М. Лайтман: Открыть новую школу - другого выхода нет. Поскольку в своей обычной форме школа и вся система воспитания существовать не может, то сейчас появляются дополнительные или альтернативные структуры. У меня, например, выбора не было, и мои дети учились в религиозных школах. Тогда я видел в этом выход, так как хотел их уберечь, особенно девочек, от происходящего в светских школах. С другой стороны, я хотел дать им хорошее образование. То есть было много сомнений. Но сегодня, когда есть выбор, почему им не воспользоваться?
Х. Телем: Потому что это требует денег: хорошая школа стоит очень дорого.
М. Леви: Кроме того, это портит учебную конкуренцию и порождает высокомерие.
М. Лайтман: То есть над формированием человека не работает ни одна школа?
М. Леви: Ни одна. Но пусть там хотя бы просто воспитывали, чтобы старшие помогали младшим, показывали пример. В школе, где учится моя дочь, это есть.
Х. Телем: А что Вы думаете о домашнем обучении?
М. Лайтман: По правде говоря, это естественная форма. Вспомните, как во всем мире получали образование двести или сто пятьдесят лет тому назад?
Х. Телем: Дети не ходили в школу?
М. Лайтман: Нет. У евреев были начальные школы при синагогах – так называемый хедер, где мальчиков обучали читать, писать, молиться, а потом давали профессию. Тогда еще не была развита система колледжей и университетов. А девочки всегда были дома, и большинство женщин не умели читать, что из этого?
Х. Телем: Но есть ли у родителей, допустим, в оптимально исправленном состоянии, способность самим воспитать детей, или они нуждаются в дополнительной системе, помогающей им в этом?
М. Лайтман: Сейчас мы переживаем переходный период – проблематичный, трудный, запутанный, стремительно развивающийся. Поэтому я не думаю, что существует реальное решение. Пока я бы посоветовал организовать группы или, точнее, классы обучения, где детям прививают ценности, т.е. формируют человека. В дополнение к этому может существовать обычное обучение. Школа ведь не воспитывает, а дает некую сумму знаний, с которыми ты из нее выходишь. Вот и вся школа! Это совершенно не то, что должно быть, но это реальность.
Х. Телем: В этих небольших группах важно количество детей?
М. Лайтман: Я не думаю, что величина группы что-то меняет. Главное – воспитатель, способный сплотить группу согласно ценностям объединения: «возлюби ближнего, как самого себя». Когда они почувствуют, что объединены, то им будет не важно, сколько детей в группе. Это необходимо сделать в первую очередь, начать с этого, а уже затем обучать различным предметам. Мы должны настаивать на этом в любых условиях – такова обязанность безотносительно к тому, умный ребенок или не очень, сильный или слабый, прилежный, усидчивый или непоседа. Все это не важно. В конечном счете, нам важно, старается ли он быть для всех товарищем. Если да, то замечательно - это главное, это называется сформировать человека. А потом каждый движется согласно своим способностям: один становится сантехником, а другой профессором. Ну и что? Это уже связано с индивидуальными склонностями каждого.
Х. Телем: Будет ли гиперактивный ребенок чувствовать себя в такой группе комфортнее?
М. Лайтман: Прежде всего, он большую часть своей гиперактивности сожжет на то, что должен справиться с собой - его учат, для чего это необходимо. Он просто будет обязан это сделать.
Н. Навон: Из опыта работы с детьми мы видим, что сама по себе ценность правила «возлюби ближнего, как самого себя», в сущности, обязывает ребенка. Это значит, что без этого правила вообще нет смысла объединяться. Наука каббала предлагает нам это средство для того, чтобы на самом деле справиться с эгоизмом человека, а не просто сделать его вежливым и красивым.
М. Лайтман: Ценности дома и в школе должны быть подчеркнуто равными – буквально те же ценности, без каких-либо различий. Как сказала Меира, ребенок воспринял школу, как удар, как резкий переход, а здесь такого нет. То, к чему его подготовили дома, он продолжает в школе – это является главным в жизни. Тогда он не почувствует никаких изменений. Дети проходят несколько таких переходных ударов и внутренних переворотов, которые могут быть даже трагическими. Вдруг они видят, что люди обманывают, стараются навредить друг другу, что интересы друзей все больше и больше сталкиваются.
Х. Телем: В этом возрасте есть много страхов.
М. Лайтман: Совершенно верно. Но когда ребенок знает, что является главным в жизни, то вдруг чувствует, что не может это оставить, поскольку это его охраняет. Он видит в этом некую гарантию, посох, с которым продолжает путь. Тогда нет всех этих скачков между домом и школой: и дома, и в школе его учат тому, как выжить в мире, который действительно противоположный. Однако ребенок это знает, и его правильно готовят к этому противоположному миру. И тогда он в мире правильно себя ведет, знает важность каждого явления и места.
М. Леви: Значит, не достаточно воспитывать ребенка дома, как было двести лет назад? Необходимо, чтобы он вышел из дома в группу, где вместе с детьми его возраста получит воспитание согласно той цели, которую получает дома?
М. Лайтман: Нет, «дома» не следует понимать буквально. Раньше дети тоже собирались возле синагоги или в другом месте, где обучали. Они не были дома в четырех стенах, а в общине или поселке. У ребенка было окружение, но не было различия между тем, чему его учили вне дома, и тем, что он видел дома. Это были более или менее те же ценности. Проблема в том, что и школа, и семья должны подготовить человека быть человеком в современном жестоком и лживом мире.
Н. Навон: Но что делать матери, которая сейчас смотрит нашу программу? Ей некуда послать своего сына, кроме обычной школы, где властвует принцип «человек человеку волк». Можно ли создать такое окружение, которое было бы настолько важным, что перекроет ценности, идущие извне?
М. Лайтман: Уже сейчас во многих местах в мире появляются группы, подобные нашей, которые открывают для своих детей учебные классы – или в виде дополнения к обычной школе, или полностью от всего отделенные. Я надеюсь, что по мере объяснения этой идеи широкой публике, у всех появится возможность организовать своим детям правильное воспитание в форме самостоятельных структур. Сегодня есть много таких примеров независимого обучения согласно различным методикам. В чем специфика нашей методики? Только в том, что высшей ценностью является любовь к ближнему. Мы должны привить человеку эту ценность, чтобы он даже в противоположном мире увидел, что только таким образом можно существовать.
Х. Телем: Я вижу, что наши дети после уроков с Вами или Гиладом Шадмоном возвращаются домой другими, чем из школы. Это чувствуется очень ясно. Сейчас у них летний лагерь, и мой сын преобразился - стал спокойным, не агрессивным, ведь дети вокруг него не агрессивные. Он полон впечатлений, с воодушевлением делится о том, что было в лагере. Дочь вдруг начала больше помогать в домашней работе. Они получили нечто такое, что для них хорошо и естественно. Зная, что мы тоже этим занимаемся, они рассказывают обо всем с блеском в глазах.
М. Лайтман: Они впитывают это поразительным образом.
Н. Навон: Занимаясь с детьми, я получаю огромное удовольствие, потому что вижу, как дети получают средство справиться с самыми разными состояниями. Поскольку они знают природу человека, то умеют противостоять проблемам, возникающим в школе, даже если окружающая среда этому не способствует. Они знают, что изучают нечто особенное, следуют этим законам и реализуют их в своей жизни.
Х. Телем: У меня есть еще несколько острых вопросов: что делать с ребенком, который не хочет выполнять домашние задания, не хочет готовиться к экзаменам? Как с этим справиться вместе со всем, что я хочу ему передать? В конце концов, он должен подготовиться и сдать экзамен!
М. Лайтман: Ты из всей совокупности проблем ищешь решение этого конкретного узкого вопроса? Это невозможно. Если бы я был на месте этого ребенка, то, не заходя домой, сразу бы убегал играть с друзьями – только не уроки! Я до сих пор помню, как ненавидел все эти домашние задания.
Х. Телем: Но Вы все-таки получили образование и стали ученым!
М. Лайтман: Потому что я обнаружил в этом нечто положительное. Но если не воспитывать в ребенке убеждение, что это стоит делать, потому что таким образом он чего-то достигает, не подсластить это занятие так, чтобы он увидел в нем шаг к достижению, к которому стремится, то это просто пытка. Проблема в том, что мы не занимаемся важностью занятия. Воспитание будет успешным, если ребенок почувствует, что тем самым он приобретает нечто, необходимое в будущем. А сегодня мы не можем ему это показать.
Если бы мы смогли в своей среде воспитать одно поколение в желании любить – а дети естественно хотят быть хорошими, - если бы мы помогли им своим примером и научили справляться со своей природой, то, не имея иного выхода, они росли бы в естественной отдаче. Проблема не в ребенке, а в нас: как организовать такую среду? Может быть, переселиться на необитаемый остров?! Я говорю это просто так, но это возможно. Мы должны осознать зло настолько, что у нас не будет иного выхода, ведь мы готовим детям просто ужасное будущее. Мы не знаем, что произойдет со следующим поколением или даже в ближайшие несколько лет. Нас это не волнует - мы даже не двигаемся в эту сторону.
М. Леви: Если мы отнесемся к нашим детям с любовью и примем их со всеми их свойствами…
М. Лайтман: Нет-нет! Мы должны их все время поднимать и направлять.
Х. Телем: Необходимо поставить перед ними рамки?
М. Лайтман: Они сами этого захотят. Им будет очень важно наше хорошее отношение к ним, а потому они захотят ему соответствовать. В сущности, мы используем эгоизм человека: он хочет быть принятым в обществе. Хорошо, тебя примут в обществе, но при условии, что объединишься со всеми.
Х. Телем: Но как я сейчас все это реализую, если не должна ему ничего говорить? Как же поставить перед ним рамки, объяснить? Одновременно с каббалистическим воспитанием мы сталкиваемся с упрямством, нежеланием прислушаться и т.д.
М. Лайтман: Я спасся от всех домашних заданий тем, что оставался в продленной группе, где все желающие делали уроки. И затем уже был свободен!
М. Леви: Нечто подобное я говорю своим детям: «У нас есть обязанности, и с этим ничего не поделаешь – такова наша жизнь. Чем быстрее вы их выполните, тем больше у вас будет времени на все остальное». Мы должны каждый раз показывать им выигрыш от работы?
М. Лайтман: Безусловно, ведь без этого человек не продвинется – он должен видеть выигрыш. Конечно, все зависит от вида выигрыша, но без него мы не можем работать – у нас нет горючего для продвижения. Как я заставлю себя заниматься, если за это нет вознаграждения? А вознаграждением может быть только уважение в обществе! Уважение, как мы изучаем в науке каббала, является самым важным критерием: как меня ценят, как обо мне думают, как ко мне относятся?
Х. Телем: Ради этого я все делаю?
М. Лайтман: Конечно! Все в нашей жизни мы делаем ради этого. И если человек будет знать, что окружение относится к нему согласно его достижениям - в меру его способностей в учебе, ведь у каждого свои изначальные условия, и в том, насколько он человек относительно других, - то нет ничего лучше.
Х. Телем: И я не должна поощрять его за достижения?
Н. Навон: В этом весь вопрос. Методика ясна: «воспитывай отрока согласно пути его». Все предыдущие методики основывались на принуждении, но здесь это не действует – «нет насилия в духовном». Напротив: ребенок должен развиваться согласно своим склонностям. Не вталкивайте его в штампы и модели, к которым мы привыкли – они просто не подходят. Под давлением они взрываются, и именно это мы сегодня получаем. Поощрять ребенка необходимо внутри ценностей объединения! Я вообще не измеряю его качества. Он лентяй? Что ж, так он лентяй.
Х. Телем: В самом деле? Если мой ребенок ленив, я должна его таким принимать?
Н. Навон: В чем он ленив?
Х. Телем: В его комнате всегда беспорядок, он ленится сделать одно, другое, третье.
М. Лайтман: В конечном счете, это отсутствие мотивации. Он не чувствует, ради чего это делать. Необходимо больше пробуждать в нем ощущение вознаграждения, ведь наверняка есть вещи, ради которых он перевернет весь дом.
Х. Телем: Я купила ему полмагазина машин – это не действует. Какое вознаграждение я могу ему дать для создания мотивации?
М. Лайтман: Прежде всего, важность того вознаграждения, которое ты хочешь, чтобы у него было.
М. Леви: Предпочтительно, чтобы это было уважение матери за его хорошие поступки? Или уважение матери не является вознаграждением, так как он знает, что она его любит?
М. Лайтман: Проблема в том, что вы говорите о частичных решениях: дома – немного, в школе – вообще никак, только мать занимается детьми, а отец, возможно, вообще в этом не участвует. Главное в том, что мы не приходим к общему решению. Поэтому ребенок увиливает: обойдусь без товарищей, спишу уроки и т.д. Никакие наказания их не волнуют. Вдруг мы обнаруживаем, что у них своя жизнь. А что мы? Они и не смотрят на нас: вы должны нас обслужить и все.
Н. Навон: Но мы всегда можем найти принципы, чтобы справиться с ними. Например, относительно домашних заданий или порядка в комнате есть правило: «привычка становится второй натурой». Если человек знает, что у него есть распорядок, то привыкает к этому, как к обычному состоянию. Скажем, заканчивая игру, мы вместе убираем и одновременно поем: это становится частью действия. Мы изначально приучаем детей к понятию «вместе»: вместе играем, вместе убираем, вместе поем. Мы должны принять во внимание, что эгоизм растет, и ребенок все время будет искать возможность увильнуть. Но благодаря общему уважению окружения можно поддержать ребенка в исполнении любого действия.
Х. Телем: Мы получили сегодня несколько советов относительно воспитания детей младшего школьного возраста - нам есть о чем подумать. Спасибо всем участникам беседы и до следующей встречи!