Утрата

Телепрограмма "Ступени возвышения"

Текст

Н. Навон: Добрый день, д-р Лайтман!

М. Лайтман: Добрый день, Нив!

Н. Навон: Тема нашей сегодняшней беседы, к сожалению, затрагивает прямо или косвенно практически каждую семью в Израиле. Наша страна вынуждена участвовать в таком большем числе войн, причастна к такому количеству терактов, страданий, что эта тема проецируется на все области нашей жизни, на образование, культуру - я говорю о потере близких.

Я ощутил такую утрату в детстве в семье, которая мне была очень близка. Это была семья моего друга, потерявшая старшего сына, служившего в элитных парашютных частях. Каждый, входящий в этот дом, сразу же ощущал, что здесь произошло нечто трагическое: фотографии погибшего солдата на стенах, его комната, которая оставалась закрытой, и в которой никто не прикасался к вещам.

Когда в городе упоминали эту семью, было ощущение, будто некое облако окутывает этих всем дорогих людей. Я учился вместе с братом погибшего и помню тот момент, когда он позвонил мне и сказал: «Нив, мой второй брат убит». Казалось, что происходит что-то нереальное: погибли два сына в одной семье – это невозможно было осознать. Что Вы можете сказать семьям, потерявшим самое дорогое, что у них есть – своих сыновей?

М. Лайтман: Я приехал в Израиль во время очень тяжелой войны – Войны Судного дня. Вначале я не понял, что происходит. Затем последовали трудные годы восстановления. Я работал в авиации, участвовал в подготовке самолетов к полетам, к боевым действиям. Фактически, я находился в тылу, но это был действующий тыл, и я ощущал огромное напряжение. Я прошел курс молодого бойца, участвовал в военных сборах, бывал на территориях: в Шхеме, в Иудее и Самарии.

Затем началась военная операция «Мир в Галилее» - в это время я уже находился у своего учителя РАБАШа. Было удивительно видеть ультраортодоксального еврея, сыновья и внуки которого не имеют никакого отношения к армии, каждый час слушавшего радио и «державшего руку на пульсе», чтобы узнать, что происходит в местах боев. Как-то в синагогу, где мы учились, пришел другой очень религиозный человек и с удивлением спросил, как можно в середине урока прервать изучение Торы, чтобы послушать новости. РАБАШ ответил: «Если бы твои сыновья были там, разве ты не стремился бы узнать, что происходит?»

Мне тогда тоже трудно было это понять: каббалист, понимающий, что все происходит по воле небес, постоянно слушает радио, и ему необходимо знать о происходящем. Вначале у меня было множество вопросов, но это произвело на меня сильное впечатление. РАБАШу было очень важно все, происходящее в Израиле. Он приехал в Израиль в 20-е годы из Польши вместе со своим отцом, будучи ребенком, прожил здесь все трудные годы с момента заселения Израиля и всегда был в курсе всего происходящего.

Каббалист всегда ощущает себя в центре событий, и мы сегодня также включены в происходящее: безработица, мировой кризис, другие события. Мы тотчас же изучаем эти явления, говорим о них - ведь каббала должна реализоваться здесь, в этом мире. Нет будущего мира – он возникнет, если мы его выстроим здесь, в нашем мире. Мы должны раскрыть Творца в отношениях между собой, в связи между собой, в единстве между собой.

Такая реализация обязывает нас быть тесно связанными с другими, ощущать, понимать и принимать их боль и страдание, как свои собственные. Поэтому сегодня я уже не удивляюсь тому, что РАБАШ так обостренно, бережно и чутко относился к тому, что происходит с народом Израиля, с государством Израиль и с миром в целом.

Н. Навон: Вы говорите, что РАБАШ понимал страдание людей. Что именно он понимал?

М. Лайтман: Он понимал, какова цель этих страданий. Он не страдал так, как страдают они, но не потому, что это не его дети. Он действительно ощущал их, как своих детей, но понимал, что эти жертвы, горе семей, потерявших близких, должны быть направлены на исправление. Нам нужно понять, почему мы теряем близких, так чтобы наше отношение к этим тяжелым утратам было верным – было отношением, которое строит, исправляет, приносит большую пользу душе.

Н. Навон: В чем выражается такое отношение?

М. Лайтман: В том, чтобы как погибшие дорогие нам люди, так и мы, стали «как один человек с единым сердцем» - вместе страдающие и радующиеся тому, что все происходящее с нами направлено на то, чтобы прийти к исправлению. Чтобы эти тяжелые страдания были для нас не просто человеческими страданиями, но мы бы увидели, поняли, ощутили процесс, в результате которого мы приходим к чему-то особенному, возвышенному - к вечной исправленной жизни, как в нашем мире, так и в духовном, как к единому целому. Чтобы мы сумели раскрыть между собой души, а не тела, и тогда на душу не будет влиять происходящее с телом - живет оно или умирает. При этом мы соединимся все вместе, потому что выражение «как один человек с единым сердцем», безусловно, относится к душам, а не к телам. И поэтому мы должны стремиться достичь такой связи между собой.

Н. Навон: Именно это Вы имеете в виду, говоря, что РАБАШ ощущал страдания других?

М. Лайтман: Безусловно, он таким образом ощущал их. Как может быть иначе, ведь он спешил, искал, каким образом быть сопричастным к тем, кто страдает, и неважно, находятся ли они в этом мире или умерли, и их души уже поднялись вверх.

Н. Навон: Мы видим, что в природе процессы жизни и смерти цикличны на всех уровнях, начиная с неживого и растительного уровня. Смерть, фактически, является частью жизни.

М. Лайтман: Нет смерти в духовном – там существует вечность. В природе также нет смерти – есть лишь обновление форм, но мы этого не понимаем. Подобно тому, как человек ложится спать вечером и встает утром, также всё в мире должно вбирать в себя и отдавать, засыпать и пробуждаться. В чередовании таких действий одного за другим – в причине и следствии, мы продвигаемся к более возвышенному вечному состоянию. И потому то, что мы видим в нашем мире, относится лишь к телам – они рождаются, живут и умирают.

По сути, эта внешняя форма, которую мы наблюдаем в теле, нужна для того, чтобы обновить в нем душу, проходящую определенное изменение. И после того, как душа совершает изменение, которое должно осуществиться в определенный промежуток времени, она должна сменить свое облачение – свое тело. Затем она облачается в иное тело и вновь существует в этом мире. И хотя нам кажется, что человек живет и умирает, но это происходит не с человеком. Человек – это душа, а наше тело – это всего лишь животное. И хотя из-за неполного восприятия мы считаем, что человек – это животное тело, но на самом деле необходимо связаться с человеком, раскрыть его и увидеть в нем вечную душу. И тогда мы будем иначе судить человека, иначе воспринимать его и иначе относиться к проявлениям жизни и смерти.

Н. Навон: Но пока мы не воспринимаем человека таким образом, мы относимся к смерти, как к очень тяжелой утрате.

М. Лайтман: Верно, и потому мы скорбим о теле, а не о душе - ведь мы относимся к телу, как к чему-то важному.

Н. Навон: Но у нас нет иного выхода.

Читать дальше >>

Видео