Свет всегда приносит мне ощущение разрыва между ним и желаниями, он всегда дает мне плохое ощущение – и не может принести ничего хорошего. Он всегда дает мне прежде всего осознание зла, правду.
Насколько я могу подняться над ощущением "горькое/сладкое" к анализу "правда/ложь", чтобы выяснить истину вопреки горькому вкусу, - настолько свет может оказать на меня влияние.
Но откуда я получу эту силу, чтобы так держаться за правду, даже если мне плохо? Эту дополнительную силу я получаю только от окружения. Выходит, что нам нечего кричать, обращаясь к свету. Свет действует на нас в мере нашей готовности.
Он может ждать тысячу лет, пока мы не будем подготовлены очень медленным ступенчатым развитием, а может каждую секунду резко усиливать свое воздействие – если мы готовы. С его стороны нет никакой задержки.
Задержка зависит лишь от того, насколько я готов вытерпеть разрыв между келим и светами и быть "выше знания", выше телесных страданий, когда я готов, даже если это горько, пребывать в истине. Ведь это действительно горько – не использовать получающие келим, желания ради себя – и оставаться в намерении отдачи.
Поэтому у нас нет иного средства ускорить развитие – только соединившись с окружением. А соединение с окружением – тоже чрезвычайно болезненно. Я не могу преодолеть себя.
Я могу призывать товарищей к единению тысячи часов – и это будут всего лишь слова. А дальше - я упираюсь в свою внутреннюю стену, и кроме слов ничего не способен сделать.
Но если мы по крайней мере стараемся сделать это вместе, каждый впечатляется от других и приходит к точке истины – что он не способен это сделать и именно эту стену должен пробить. И тогда он требует света, возвращающего к источнику.