Правый радикализм поднимает голову
Вопрос: В Европе всё более популярен крайний национализм, несущий с собой ксенофобию, неонацизм и противостояние единому Евросоюзу. Недавно праворадикальные политики отпраздновали большую победу на выборах в Европейский парламент.
Впервые серьезное представительство получил сектор, выступающий против иммигрантов и граничащий местами с неонацистской идеологией, а то и поддерживающий ее.
Только от французского "Национального фронта" во главе с Мари Ле Пен в Европарламент прошли 24 депутата. Норвежская Партия прогресса крайне правого толка получила более 16% голосов избирателей. Партия "Истинных финнов" завоевала 19%, голландские ультраправые взяли 10%. Те же процессы происходят в Австрии, Венгрии и в других странах.
Аналитики и комментаторы приводят этому три основные причины:
-
Высокая безработица, оставляющая многих молодых людей без дела.
-
Экономический кризис, охвативший европейский континент.
-
Разочарование прежней политикой, которая не оправдала ожиданий.
В целом, мы видим, как тяжелая ситуация приводит к усилению крайне правых настроений. Как именно работает этот механизм? Каким образом неприятности и невзгоды в разных сферах наводят людей на мысль о том, что им поможет именно эта часть политического спектра?
М. Лайтман: Полагаю, европейцам нравятся праворадикальные концепции. Ведь они предлагают заботиться о себе, а не об иммигрантах. "У нас нет работы, у нас сокращаются социальные субсидии – так зачем нам принимать чужаков? Если бы мы использовали их для выполнения тех или иных работ в течение определенного срока – другое дело. Но вместо этого большая их часть оседает в стране и не обременяет себя трудоустройством…"
Во многих европейских городах стала уже привычной эта картина – посреди дня улицы полны выходцами из иммигрантской среды. Они праздно проводят время, пока коренные европейцы работают. "Так зачем же принимать их и платить им деньги?"
Кроме того, многие недовольны конфликтом цивилизаций: "Они против нашей культуры, против нашей системы образования. Они не желают учиться у нас, становиться как мы, включаться в наше общество. Вообще, им претит абсорбция в европейской среде. Так зачем они Европе?"
Я лично задавался подобными вопросами уже десятки лет назад, когда Великобритания впервые открыла границы для иммигрантов из своих бывших колоний. Мне было совершенно непонятно, чему радуются европейцы, принимая людей, крайне далеких от Европы по своему менталитету. Одно дело – символ доброй воли, и другое дело – дверь, открытая настежь ради узкопартийных целей в рамках политической борьбы.
Пока партии, приходящие к власти, беспокоились за собственное реноме и упреждали критику в свой адрес, иммигрантский наплыв всё расширялся. В конечном итоге миллионы новых граждан заполнили крупные города, "застолбили" в них целые кварталы и наводят там свои порядки – иногда вместо полиции, которая предпочитает обходить эти районы стороной. Там строятся мечети, там отмечаются мусульманские праздники, там царит другой дух, принесенный из стран исхода.
В Америке сосуществование разных народов изначально выстраивалось на других принципах. Соединенные Штаты были созданы именно как "плавильный котел", где все соединялись между собой и формировали "американскую культуру" – правда, вокруг англосаксонского ядра. В основу ее лег элемент первопроходчества, завоевания и освоения новых земель – то есть совершенно иной посыл.
Европа же, со своей древней культурой, пустила к себе людей, которые с ней совершенно не считаются. И потому есть зерно истины в нынешних ультраправых движениях. Они хотят защитить свою отчизну, свою страну, своих детей, которым они предпочитают давать те средства, которые сегодня тратятся на иммигрантов. Одним словом, есть немало справедливых посылов в их претензиях, и они, конечно же, будут усиливаться еще и еще.
Пока они держатся в рамках закона, я не вижу, в чем можно их обвинить. В чем они неправы? В том, что не хотят принимать иммигрантов и платить за них? А разве на них возложена такая обязанность? Где это написано? Кто-то наживает себе на этом политический капитал, а тем временем, добравшись до власти, извлекает из нее личную выгоду. Так с какой стати наполнять иммигрантами Норвегию, Швецию и другие страны, сотни и тысячи лет жившие в "замороженном" состоянии? А между тем, Европа открыла двери, и процесс этот уже набрал ход.
Вопрос: Можно ли сказать, что история повторяется? Перед Второй мировой войной тоже свирепствовал экономический кризис, и огромные массы людей не могли найти работу. Это стало "замечательной" основой для становления фашизма.
М. Лайтман: Если бы в нынешней Европе все работали и иммигранты тоже присоединялись бы к рабочей силе, так чтобы производство росло и способствовало процветанию, то "крикам" правого радикализма просто не было бы места.
Однако работы мало, а социальные бюджеты сокращаются, причем сокращаются таким образом, что средства перетекают от коренных граждан к новым. И люди с этим не согласны.
Кроме того, здесь играет роль неспособность к установлению правильных международных связей. Инициаторы европейского объединения ждали от него экономических выгод, но не подумали о том, чтобы базировать это единство народов на общей культуре, общем образовании, вообще, на общей основе. Ведь Евросоюз – не просто слово, за ним должна стоять некая союзная "территория", общий задел, совместное социокультурное "пространство".
Но в сегодняшней Европе нет ничего подобного. Банки? Промышленность? Они едва справляются с ролью "объединителей", когда могут продемонстрировать сиюминутные выгоды. Само собой, такое "единение" обречено на фиаско и лишь предоставляет всё больше причин для подъема ультраправых.