Со странным – смешанным чувством ехал Максим к озеру Кинерет, однако если бы его напрямую спросили, чего же он, собственно, ждет от этой поездки, он затруднился бы с ответом. Одно только ощущение было совершенно определенным: с таким нетерпением стремятся на встречу с давним и очень близким другом, которого не видели много лет, ожидая от этого свидания последствий самых невероятных, вплоть до полного изменения судьбы. Лицо его было сосредоточенным, даже несколько сумеречным, и со стороны можно было подумать, что встреча эта ему совсем не в радость...
Все это время, пока они шли вдоль береговой кромки, отыскивая необходимый им дом, Максим старался не смотреть на озеро, задевая его гладь лишь боковым зрением. Ему хотелось насладиться всей полнотой картины. Он так часто попадался в капканы собственного воображения, что научился со временем управлять им, резко дергая стоп-кран, когда оно начинало выходить из-под контроля. Сколько раз, возвращаясь из какой-нибудь вожделенной поездки, он с шутливой горечью докладывал Таисии Петровне, требовавшей подробностей: «Еще одной иллюзией стало меньше!». Поэтому, тщательно изучая карту местности и знакомясь с рекламными проспектами, Максим старался отмежеваться от образа самого озера, не рисовать в уме никаких картинок, а запоминать только голые факты, чтобы не испортить себе самого первого впечатления от встречи. Чтобы не сказать, оказавшись лицом к лицу с тайной: «Только-то и всего?! А я ожидал совсем другого…». Однако окончательной власти над своими подсознательными ощущениями он добиться не смог, и потому очень боялся подлога...
Как ни старался ветер, натягивая свои тугие шелковые постромки, удержать уходящий день, все же, сменив его в строго положенный час, на Кинерет опустились сумерки. Золотая подкладка неба истончилась, сначала сделалась темно-синей, а потом вовсе потемнела, и на ней засверкали первые крупные икры звезд. Воздух, щедро напоенный весенними ароматами, замер в полной неподвижности. Вечер был, словно ручной, он ластился и льнул к лицу, подобно нежнейшему бархату или фетру...
Максим возвращался домой с саднящим чувством досады на себя, которое начисто стерло благостные ощущения минувшего дня...
На рассвете тишину и покой озера опять нарушил плеск отчаливающей лодки и скрип уключин. «Даже в праздник человеку дома не сидится, – с удивлением подумал Максим, – у нас бы уже выпивал и закусывал, тут за рыбой собрался, или вчера не поймал ничего к праздничному столу?»...
После отъезда Мири, Максим отправился в дальнюю прогулку в сторону Тверии. Он брел совершенно бездумно, просто впитывая в себя запахи и звуки во всю разбушевавшейся девочки-весны. Ему мало была знакома природа этих мест, и потому породы деревьев, попадавшиеся на пути, словно уличали его в невежестве...
Не разбирая дороги, помчался Максим к своему дому, и что было силы, забарабанил в хозяйскую дверь, от волнения крича во весь голос по-русски: «Дядя Самуэль, скорее, сюда, там человек утонул!»...
…Долгим, трудным и полным опасностей был путь трех рыцарей, одетых в одежды пилигримов, до места, означенного им самим Великим Магистром уже не существующего Ордена тамплиеров. Узнали они об этом скорбном событии, только прибыв в Афины, от того самого человека, который и должен был сопровождать их к таинственному пункту назначения, а, узнав, начали думать, как быть дальше. Нечего и сомневаться, что мнения хранителей разделились...
Достав ключ от домика из традиционно прикрепленной к косяку мезузы, которую давно уже никто не использовал по ее прямому назначению, Максим вошел внутрь. Смешенные чувства горечи и пережитого здесь восторга мигом затянули его в свой опасный омут. С волнением вдыхая все еще витающий в воздухе аромат духов Мири, он огляделся вокруг, словно силясь вспомнить, зачем пришел...
– Ты помнишь ту нашумевшую гипотезу Шакуры-Сюнявина? – начал тарахтеть Сеня, едва открыв дверцу машины, – ну, где они предположили, что газ начинает закручиваться в тонкий диск, образуя джет? Они совершенно правильно доказали, что именно аккреция должна идти на разгон частиц в джете. Там ведь, в основном, электроны…
Утром Максим все же уговорил друга поспать хоть пару часов, а сам отправился осуществлять операцию «кинжал». Не успел он сделать и двух шагов от своего крыльца, как увидел зарево пожара, занимающегося над двориком Мири. Максим опять забарабанил в дверь хозяина, предупреждая об опасности. Однако все обветшавшие деревянные постройки, что находились на территории участка, включая лодочный сарай и сам дом, сгорели, практически, полностью. Подоспевшим пожарным удалось лишь предотвратить распространение огня на другие дома. Благо ветер был на их стороне, да и близость достаточного количества воды имела большое значение...
В четверг рано утром тетя Сима осторожно постучала в дверь Максима, и, поглядев на него как-то особенно ласково и сочувственно, молча протянула трубку радиотелефона. На его вопросительный, полный сердечной муки взгляд, она коротко сказала: «Семен»...